И только после этого вышла к Капустину.
А он спал. Одетый.
Стамбул встретил наших туристов суматохой улиц, яркостью красок и громкими молитвами муэдзинов, разносившимися над городом из установленных на мечетях громкоговорителей.
Капустин, Светлана Николаевна, Неля и Дима шли, разглядывая экзотические витрины. За ними следом шел немолодой полный турок. Он неотрывно глядел на Светлану Николаевну. Когда она, чувствуя его взгляд, оборачивалась, он делал движение навстречу, как если бы они были знакомы, но она отворачивалась, недоуменно пожимая плечами. Капустин искоса на это поглядывал, потом сказал:
– У меня сигареты кончились, давай зайдем купим. – И он потянул ее.
Когда они входили в лавку, их с другой стороны улицы окликнула Кремнева:
– Вы, конечно, как хотите, но я бы вам не советовала…
В полутемной лавчонке, куда они зашли, Капустин жестами объяснил продавцу, что ему нужно, зажав между пальцами воображаемую сигарету и пару раз затянувшись.
Хозяин показал, тоже жестом: есть ли деньги?
Капустин сказал:
– Есть, есть, не бойся. – И достал бумажник.
Бородатый торговец ловко вытащил у него одну бумажку и достал из-под прилавка пачку сигарет.
Когда они вышли на улицу, турка не было видно…
На теплоходе к ним подошел стюард.
– Вам просили передать, – он протянул Светлане Николаевне букет цветов, перевязанный лентой.
– Кто? – изумилась она.
– Вон тот человек.
На пирсе, прислонившись к такси, стоял турок. Увидев, что Светлана Николаевна посмотрела на него, он помахал ей рукой.
– Так… еще один муж? – мрачно осведомился Капустин.
Светлана Николаевна пожала плечами и ничего не ответила.
– Ладно, – сказал Капустин, – где два, там и три… Это дело надо отметить… Зайдем в бар?
– Если хочешь, иди, – сказала Светлана Николаевна. – Я устала. – И она пошла в каюту.
– Нам тоже пора, – сказал Дима. – Скоро концерт.
– Ты иди готовь там все, – сказала ему Неля, – я сейчас. Дима мрачно посмотрел на нее и пошел.
Они зашли в бар.
– Мишенька, – сказала Неля бармену, – нам кофе.
– По-турецки, – добавил Капустин и, вытащив из кармана сигарету, понюхал. – Быть в Турции, – сказал он, – и не попробовать турецкий табак и турецкий кофе… – Он прикурил, затянулся. – Ничего особенного. Обычная махорка. – Он еще
раз затянулся, медленно выпустил струю дыма. – И чего все в нем находят?…
Неля взглянула на часы.
– Где же кофе? Я не успею переодеться. – Посмотрела на Капустина. – Жаль, вы не придете.
– А кто это вам сказал, что не приду? – вдруг вызывающе спросил Капустин.
– Ну… Светлана Николаевна вроде бы плохо себя чувствует. Я думала…
– А я хорошо себя чувствую. Замечательно. – Он поднялся чересчур резко. – Так, все. Мы идем петь. – Он протянул ей руку. – Мы будем петь и смеяться, как дети. – Он засмеялся. – Вы будете петь, а я смеяться. А потом – наоборот.
– Олег Григорьевич, что с вами?…
– Никаких отчеств. Просто Алик.
Он отодвинул мешавший ему стол, словно это была пушинка, и повел Нелю за собой.
– Но нам не туда, – сказала Неля. – Зал – там…
Неля пела песню о пожаре сердца. Если горит дом, пела она, мы звоним ноль-один. А если пожар в душе, если сердце пылает, куда звонить? Любимому? Но если я не знаю даже его номера телефона…
Капустин слушал песню, прикрыв глаза и раскачиваясь в такт. Иногда он начинал дирижировать и даже пробовал подпевать. Зрители с недоумением на него поглядывали. Потом он открыл глаза и увидел, что Неля поет, обращаясь к нему, и он помахал ей рукой. А когда она пропела фразу насчет телефона, он поднялся и крикнул: «137-69-74!» В зале засмеялись. «После семи вечера», – добавил он. Тут он увидел, что Неля смотрит за его спину, и обернулся. В дверях стояла Светлана Николаевна.
Диме вся эта история настолько не понравилась, что он неожиданно врубил брек, чем заглушил Нелю и сбил с ритма всех музыкантов…
Капустин постучал в дверь своей каюты и пропел голосом Мефистофеля:
– Мой совет – до обрученья ты дверь ему не отворяй…
Ему и не отворили.
Он пропел:
– Ха-ха, ха-ха! – И ушел.
Около двери с красным крестом он остановился. Подумал немного, потом толкнул ее.
– Вы что-нибудь хотите? – улыбаясь, спросила медсестра.
– Да. Спать.
– А, вам снотворное, – сестра потянулась к аптечке.
– Нет. Кровать.
Светлана Николаевна, наспех одетая, подбежала к медпункту. На диванчике лежал Капустин и спал.
– Что с ним? – спросила она врача.
Врач потеребил бородку клинышком и сказал задумчиво:
– По виду, крайняя степень опьянения.
– Ну и негодяйка, – сказала она сквозь зубы.
– Что?
– Это я не вам.
Врач обернулся, но никого не заметил.
– Хотя, что странно, – продолжал он, – нет запаха алкоголя. Он вообще как – склонен?
– Да нет.
– Вы уверены?
– У них регулярно медобследования.
– А он кто по профессии? Шофер?
– Пожарный.
– Пожарный?
– Нет, не в этом смысле. Он не лазит по лестнице в каске…
– Нет? – Врач что-то вспомнил. – А разве…
– Очень редко, – смутилась Светлана Николаевна. – Он специалист по нефтяным пожарам. Его вызывают в крайних случаях, когда особо опасная ситуация.
– Ага, значит, опасность? – обрадовался врач.
– Разумеется.
– Нервное напряжение. Стрессы…
– Не без этого.
– А когда наступает разрядка… Вы меня понимаете? – он откинулся, довольный.
– Вы что хотите сказать – он… – Светлана Николаевна не договорила.
– Ну зачем так резко, – вкрадчиво сказал врач и дотронулся до ее руки. – А вам разве не кажется его поведение несколько… э-э… странным.
– Так… Значит, уже все всё заметили…
– Это видно невооруженным глазом.
– Мало ей одного.
– Что?
– Это я не вам.
Врач обернулся, никого не увидел и снова дотронулся до ее руки.
– Ему надо помочь.
– Как?
– Делайте вид, что все хорошо.
– Легко сказать.
– Но пока еще действительно все хорошо, – он ласково улыбнулся. – Потому что может быть хуже…
Капустин лежал в каюте. Открылась дверь, вошла Светлана Николаевна с подносом, на котором был завтрак. Она поставила поднос на столик.
– Садись, милый.
– Я встану.
– Что ты, лежи. Отдыхай. – Она говорила ласково, но чувствовалось напряжение.
– Ну вот, теперь ты похожа на ту, что десять лет назад являлась ко мне по ночам…
– Не к тебе – на дежурство, – улыбнулась Светлана Николаевна.
– Являлась на дежурство, принося покой…
– Снотворное, – уточнила она.
– Принося мне снотворное, а потом приходя еще и во сне… И была она так красива, что у меня рос гемоглобин, и падал РОЭ, и затягивались раны, а я переживал, не хотел поправляться, чтоб не расстаться с ней…
– Ничего этого не было, ты все путаешь.
– Это твой капитан все путает. И румын. Не говоря уже о турке. А я ничего не путаю.
– Путаешь. Тебе кажется, что ты молодой и здоровый и что выберешься еще из одного ожога. – Она нахмурилась. – Ты много чего путаешь. Не путал бы, может, тогда… – она замолчала, отвернувшись.
– Свет… – он притянул ее к себе.
Она уткнулась ему в грудь.
– Давай попробуем еще раз. Мм? – промычала она. – Он кивнул. – Все сначала, да? – Он кивнул. – И ты перейдешь в министерство? – Он кивнул. – И перестанешь мотаться по пожарам? – Он кивнул. – И будешь помнить все наши даты? – Он кивнул. – И мы съедемся с мамой? – Он замялся. Она подняла голову.