— Можете звать меня Зинаида Егоровна, — сказала мама и я с удивлением поняла, что гость ей понравился.
Поблагодарив, Сергей отказался от чая, беспокоясь о том, что может опоздать на работу. Уходя, он выманил меня на лестничную клетку и серьезно сказал:
— Слава, у тебя хорошая мать, и сама ты — хорошая девчонка. Я не хочу тебя обманывать… Дело в том, что я — бандит… Ну, был, конечно, до шестнадцати лет. В колонии сидел. По глупости… — Он вздохнул, пожав широченными плечами. — У меня, как говорится, омраченное прошлое. Я не стану тебя беспокоить, но буду очень рад, если ты позвонишь, — достав из кармана монету, он ловко процарапал свой телефон на зеленой масляной краске среди прочей интереснейшей настенной росписи.
Я позвонила. Мы встретились и скоро я узнала историю дружбы Тайцева и Баташова, графа и хулигана, достойную повести Макаренко.
Они стали неразлучны с седьмого класса, когда семейство Тайцевых возвратилось из Туниса после длительной командировки. Поселились они в старом переулке у Чистых прудов, в необъятной дедовской квартире, а владеющий английским Аркаша был устроен в престижную спецшколу. Все бы хорошо, но тихие улочки терроризировала местная шпана — этакая оголтелая подростковая «мафия».
Они потрошили подвалы, грабили машины, приставали к девчонкам, а когда с гитарами по подъездам и закуткам горланили — мирные жители эту кодлу за версту обходили. Конечно, почти у всех «рядовых» приводы в милицию. А у «паханов» — судимости. Ларик-Косой, кажется, самая гадина у них был, ублюдок, отродье. От крови просто в раж входил. Лет через пять мы узнали, что сел он за групповуху и в тюрьме своими же дружками за беспредел был задушен.
Вот в этом изысканном обществе и проводил время Серый, Сергей Алексеевич Баташов то есть.
Знали ребятки, что в профессорскую квартиру «дипломаты» въехали и Аркашу — пример и доблесть советской молодежи, все время задевали, пакости разные подстраивали. А то скрежетал зубами, но родителям влиятельным не ябедничал. А однажды, один на один, владеющий дзюдо Тайцев здорово отделал самого Ларика. Участь «дипсынка» была предрешена.
Как-то вечером четырнадцатилетний Аркаша шел домой с девушкой. Оба чистенькие и хорошенькие, как с картинки. У девушки юбка-клеш и в руках ландыши. Только они во двор — а тут вся компания, и в самом развеселом настроении. Стали к девушке приставать. Аркаша не сбежал, не струсил, а самому Ларику приемом дзюдо пониже живота двинул. Взвыл Косой. Свинчатка на руке — это дело плевое. А вот заточка — то есть напильник, превращенный в нож — уже не игрушка. И вот тогда в самый последний момент, когда двинулся на безоружного Тайцева, сверкая узким лезвием, озверевший бугай, выскочил Сергей и сбил своего главаря с ног.
Спасенный Аркаша воспылал к Сергею дружескими чувствами и даже в больницу ему передачи носил, когда кодла по приказу Косого отделала Серегу «шутя» — сломала два ребра и челюсть. С тех пор пошел среди банды раскол. Часть зауважала Сергея, сделала его главным, и стали они вроде бы новыми Робин Гудами. Когда на Сергея судимость повесили за грабеж частных автомобилей, тот все твердил, что прокалывал шины и бил стекла только у «ворюг и спекулянтов».
— Е-мое! Юрий Деточкин нашелся! — Сокрушался следователь. — Почему это с Павки Корчагина никто пример не берет — вон какую многосерийную ленту сбацали. Актер Конкин замечательный образ создал — пример для подражания. Так нет! Им не железную дорогу строить, им частный автотранспорт потрошить надо! Рязанова этого надо под статью подвести — уже четвертый у меня такой — благородный, Смоктуновского изображает…
Четыре месяца в колонии произвели на Сергея неожиданный эффект, проявившийся несколько позже. Пока же он стал другом самого Аркаши Тайцева, опекаемым и любимым его семьей. По крайней мере, дедом — восьмидесятилетним полуслепым профессором международного права, имевшего множество трудов и всяких знаков международных почестей. В своем кругу Константин Аверьянович Тайцев считался асом и диссидентом. Сережа, выращенный матерью-одиночкой, работницей пищеблока интерната, прошел в доме Тайцевых весьма полезные «университеты». Аркадий даже удивлялся — что это дед часами с его дружком в своем кабинете просиживает? Требовала душа Сергея хорошей школы, чтобы сделать рывок от инстинктивного, врожденного чувства справедливости и милосердия, к осознанию общественных механизмов, эти чувства формирующих или подавляющих.
Сергей был последним и самым любимым учеником Константина Аверьяновича. И никогда об этом не забывал, во всех трудных случаях своей жизни цитируя Деда, как называл профессора Тайцева. Да, видимо, не только цитировал, а практически руководствовался полученными от деда немаловажными познаниями.