В одном углу у них ампир, в другом — модерн, здесь китайская ваза династии Тан, а там стекло-металлическая конструкция с четырьмя ногами-тумбами под названием журнальный стол. Все — разное, между собой несочетаемое, зато очень дорогое и модное.
Впрочем, у Борьки таких уж явных несуразиц я не заметила. Все было достаточно гармонично и, я бы даже сказала, мило. Правда, несколько пугала широчайшая, не меньше трех метров в ширину (ей-богу!), королевская кровать под нежно-зеленым шелковым балдахином.
К слову сказать, вся каюта в целом была выдержана в зеленых тонах с различными оттенками. И шторы на окнах, и ковер, и обивка кресел — все было зеленое. Только шторы были такого же бледного оттенка, как и балдахин над кроватью, а ковер и кресла — совсем темные.
И на этом бесконечно зеленом фоне особенно ярко выделялись целые костры темно-пурпурных роз, высящихся в настольных и напольных вазах. Розы были повсюду, то есть везде, где только можно было их поставить: и на журнальном столике, и на прикроватных тумбочках, и возле зеркала, и просто на полу возле окна. Их было бесконечное множество, и этот факт чрезвычайно меня смутил.
— Ляль, — ошарашенно произнесла я, глядя на все это роскошество, — все-таки мы с тобой порядочные свиньи. Так поступить с мужиком, который тебя так любит. Ты только посмотри, сколько цветов, а мы его из его же каюты выставили. Нет, я так не могу. Я сейчас же ухожу.
— Куда? — поинтересовалась подруга. — И вообще, что касается свиней, говори, пожалуйста, за себя.
Она принялась распаковывать свои бесчисленные сумки и портпледы, в которых перевозила эксклюзивные шмотки, и сразу же всеми мыслями и душой глубоко ушла в этот процесс.
Потом она все же отвлеклась на минутку и, усмехнувшись, заметила:
— А что касается Борьки, то ты особенно за него не переживай. Он все равно что-нибудь придумает. На то он и Борька.
Ну раз так...
И я, брякнувшись на широченную «черырехспальную» кровать, с удовольствием вытянулась на ней поперек-наискосок.
— Ляль, а почему эта яхта «Пирамидой» называется? — спросила я.
— Понятия не имею. — Лялька уже почти полностью влезла в стенной шкаф и развешивала там свои бесчисленные наряды. — Да и какая тебе разница?
— Ну как же? — удивилась я и процитировала: «...как вы яхту назовете, так она и поплывет».
— Ну и что?
— А то! Ты когда-нибудь видела, чтобы пирамиды плавали?
Лялька высунула голову из шкафа.
— У Островского в «Бесприданнице» даже «Ласточка» плавала, — продемонстрировала она знание классической литературы. — И ничего.
— М-да? — промычала я. Возразить было нечего.
Тут наконец проснулась и завозилась в своей перевозке моя Дулька. Она спала уже часа четыре кряду и, наверно, полностью выполнила свою дообеденную норму по отдыху.
Я открыла крошечную пластмассовую дверцу и вытянула на свет божий свое длинношерстое сокровище. Дулька щурилась на яркий свет и отчаянно зевала.
— Ах, ты моя красавица, — засюсюкала я. — Проснулась, моя куколка... — Я принялась гладить и тискать собаку.
Я вообще люблю собак. Любых. Неважно, породистые они или дворняги. А Дульку так просто обожаю. Лялька ее тоже любит, но всегда критикует меня за сентиментальность. Вот и теперь вместо того, чтобы начать вместе со мной умиляться над этим длинноволосым чудом, она велела мне отправляться в ванную и обустраивать там кошачий, то есть собачий туалет.
— И Дульке покажи!.. — крикнула она мне вслед.
— Что?
— Туалет! Что же еще? Не душевую же кабину собаке показывать, прости господи.
Умница Дулька тут же прошмыгнула за мной в ванную комнату и сразу же прыгнула в знакомую пластмассовую емкость.
— Не собака, а чудо! — в очередной раз умилилась я благовоспитанности своей любимицы. — Ну все понимает.
К обеду вечерних туалетов не надевали — приберегли их к ужину. Впрочем, самые-самые вечерние туалеты мы приготовили к завтрашнему вечеру.
Лялька прихватила с собой та-акой «эксклюзив», что я не поручусь за равномерное сердцебиение отцовых дружков-одногодков.
Мне мама тоже привезла из Парижа очень красивое платье, но боюсь, что оно будет малопривлекательно висеть на моих костлявых плечах, поскольку за это кошмарное лето я так основательно похудела, что...
Впрочем, лето здесь ни при чем. Во всем виноват Макс. Ох уж этот Макс! Ну да бог с ним.
Мы проследовали по коридору, свернули направо и вошли в так называемую кают-компанию. На самом же деле это помещение скорее напоминало малую гостиную французского королевского дворца времен Людовика XIV — так здесь все сияло хрусталем и золотом.