Давай не откладывая что-нибудь измыслим на эту тему.
Теперь об иллюстрациях. К этому письму я пришпилил файл с набросками портретов и туловищ в целом наших прабабок.
Честно тебе скажу, хоть давно и не баловался рисованием, но я доволен результатом — по-прежнему «рука крепка и танцы наши быстры», гы. А все-таки волнуюсь, отдавая на суд.
ЦК тебя робкий Нэд
krupa@bedolaga.com
Нэдди, не робей. Рисунки замечательные. Почему ты скрывал свою гениальность? Я показал твои «штучки» издателю. Он совершенно счастлив и даже сделал встречное предложение. Если все, говорит, пойдет хорошо (это он намекает на «продажность» нашей книги), то, говорит, издадим комикс «политическая история в картинках». Это, говорит, будет переворотом в педагогических науках «имени Н. Крупской», ха, это я уж от себя добавил.
Так что не задерживай присылку и остальных действующих лиц.
ЦК в нетерпеливом ожидании, Фрэнк
P.S. Про патент. Ты владелец, тебе и думать.
Прабабки
А мы все едем, мой Фантик. Все едем. И сколько это еще продлится, знают только служащие железной дороги, гы.
Передвигаемся мы в одном из тех самых пломбированных вагонов с заготовками мраморных памятных досок. Все эти военные годы вагоны как-то фланировали по Европе, нигде надолго не задерживаясь. К нашему счастью (?), они очень своевременно оказались в Швейцарии, как раз к моменту наметившегося нашего отъезда. Доски слегка потеснили, и высвободилось пространство для нас троих (Маняшка всегда с нами!). Загрузили съестные и канцелярские припасы, какие-то сувениры, нас… А потом пришли швейцарские коммунисты (где только нет наших единомышленников, гы), и двери вагона были тщательнейшим образом закрыты, можно сказать, замурованы. Не уверена даже, что они знали, чем «нафарширован» вагон.
Существование на колесах не самое комфортное — разговаривать можно только во время передвижения, а большую часть времени вагоны наши стоят на каких-то полустанках. Так что мы, чтобы не быть услышанными случайными прохожими и путевыми обходчиками, переписываемся друг с другом.
А между тем писанины и так хватает. В. И. планирует по случаю своего торжественного въезда в Петроград произнести речь прямо на улице. Говорит, что она должна быть очень короткая, лучше даже в виде тезисов, но судьбоносная. Я, по случаю вынужденного безделья, сразу приступила к выполнению партийного задания. Назвала этот опус, с одобрения В. И., по-простому — «Февральские тезисы». Но когда закончился февраль, они были переименованы в «Мартовские тезисы». Как бы наше путешествие не затянулось до апреля — снова придется менять название. Надоело.
Итак, Фантик, мы направляемся в Россию, которая единственная из европейских стран (кроме Албании, куда они с Парвусом и ультиматум-то свой не посылали вроде за отсутствием там пролетариата) не отреагировала на угрозы «изобретателей». Война эта спутала все карты, и теперь не много ума надо, чтобы найти «слабое звено» по месту нашего рождения.
Эта горькая уже почти реальность открывается мне во всем своем безобразии, когда я через крошечное оконце в конце вагона вижу разоренную войной Европу. Неужели и мой любимый Питер будет похож на эти руины?
Между тем В. И. являет собой пример бодрости и, как он говорит, деловитости. Ненавижу это слово, но оно как нельзя лучше подходит к его теперешним «занятиям» — целыми днями он, заложив пальцы за проймы жилета, мелкими шажками меряет свой «кабинет» (так он называет вагонный коридор). И больше ничего. Может, думает? Интересно, о чем. Даже Маняшка проявляет явные признаки раздражения от его бесконечных мельканий, но вслух говорит только, чтобы Володя поберег «гороховый» галстук, истреплется, говорит, по дороге, не в чем будет речь держать перед питерским пролетариатом, гы.
Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, которое я сейчас просто просуну в щель под дверью вагона (может, подберет его добрый человек и перешлет), а вот то, что я не смогу на него ответа получить, к сожалению, знаю совершенно точно. То есть написать-то ты можешь, но на «деревню дедушке», как в известном рассказе Антуана Чехова[88].
88
Антуан Чехов — Чехов Антон Павлович (1860–1904), любил МХАТ, а собственного раба не любил.