Мама говорит:
— Я не понимаю, откуда в тебе это. Это желание во всем видеть плохое.
— Копия отца! — прибавляет тетина подруга. — Внешне копия матери, а характер отцовский! С вашей фигурой полнота вообще не страшна! Посмотри на мать! Твой отец голову потерял, когда ее увидел! Я всю жизнь ей завидовала!
Мама смеется.
— Это я вам всю жизнь завидовала. Вы были уже взрослые, бегали на свидания, а я платьишко надеть выклянчивала! А вы, змеюки, мне не давали!
— Но ты и правда была еще соплюшка. Хотя выглядела, как взрослая, — прибавляет тетушка. — Лена сейчас такая, как ты в семнадцать была.
— Ага, — говорю, — видела я ту фотографию. Мне такое не светит.
— Ой, не светит! — фыркает бывшая стюардесса. — У тебя просто идея фикс какая-то! Носишься с ней, как дурочка. С вашей фигурой полнота вообще не страшна!
— У нас порода такая, — добавляет мама. — Крупная кость.
— С боков, — говорю, — это она свисает? Крупная кость?
Тут теткина подруга лепит, что и на трубе, мол, будут складки, если ее согнуть, что мужчина не пес, на кости не бросается, что все это уже пахнет психическим нарушением, и что в журнале писали, как одна девушка худела-худела и умерла. А я ей, что мне голодная смерть точно не грозит, что нашей еды за день хватит на полк солдат, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что плохого случится, если я скину лишнее, и что, между прочим, на мне уже джинсы трещат.
— Вам, — говорю, — какая польза от того, что я жирею? Моральное удовлетворение, что ли? Так это не у меня, это у вас тогда психическое нарушение.
— Не груби! — хором рявкают тетка с подругой.
— Не хочешь — не ешь,! — отрезала моя мама. — Никто тебя не заставляет.
— Ну конечно, не заставляет! А кто это у нас «весь день у плиты, как лошадь»?
— Я и правда для вас, как лошадь! Рабочая лошадь! У меня нет времени даже присесть с книгой! Телевизор посмотреть! Только у плиты — и хоть бы спасибо сказали!
И пошла, и пошла про рыбу об лед, про лошадь, и какие мы эгоисты, ничего знать не хотим, пока для нас человек страдает.
— Да кто тебя заставляет у плиты торчать? — это я все не теряю надежды. — Сиди, читай в свое удовольствие. Что же ты не читаешь? Захотим есть — сами и приготовим!
— Да уж, вы приготовите! Готовщики!
— Да просто все должно быть по-твоему, вот ты и…
— Тебе просто трудно признать, что ты неправа, — говорит мне тетка. — Зина, не ругай ее. Она научится.
— В чем это я неправа?
— Ну ладно, ладно, — примирительно говорит тетушка. — Давайте лучше чай пить. У нас тут самбук ждет. И мороженое.
— А я вам крендель привезла, — сообщает мама.
— Ой! — спохватывается тетина подруга. — Петер! Петер! (Это она дядю Петю так называет). Где мой пакет? У меня же там конфеты!
В пакете оказываются шоколадные конфеты, леденцы и еще начатый пакетик мятного драже. Ух, как я люблю мятное драже. Оно немедленно становится моим — ну, это так и положено. Всегда взрослые отдают ребенку конфеты, если у них конфеты есть. Но все равно приятно. И еще в пакете вафли лимонные, тоже мои любимые. Вафли дядя купил.
А тетка иронизирует:
— Мне кажется, что против чая у тебя не будет аргументов.
Какие, я вас спрашиваю, могут быть аргументы. Но все равно гну свое. Говорю, что у нас завтрак, полдник, обед, чай, ужин, еще один чай, и еще всякие конфеты, мороженое, салаты и котлеты. И…
Тут мама подскакивает:
— Котлеты!
Котлеты бабушка специально пожарила и с мамой передала. Большая кастрюля, завернутая в полотенце.
— Кому котлетку?
Вы когда-нибудь ели жирные свиные котлеты после ужина, чая, мороженого, самбука, конфет и вафель? Тем более, я эти котлеты уже видеть не могу.
Племянница тянет свою ручку, ей дают котлетку и начинают хвалить. Такая умница, такая красотулечка, такой аппетит!
Пора спасаться. Делать ноги. Уходить огородами.
Уходу в огород. Гуляю в темноте и щиплю крыжовник.
Думаю так: тетка с подругой могут лопать, все, что хотят, сколько хотят и когда хотят — им хоть бы хны. А у меня почему-то не так. Наверное, я и правда неправа. Наверное, научусь.
Надо выяснить, в чем тут дело, а то так и останусь со своей крупной костью, которая теперь ни в одни штаны не влезает.
Глава вторая. Гоголь-моголь и чудо голодания. Роковой огурец
Что делает человек, которому тяжело и горько жить? Правильно, он ищет утешения. Где он его ищет? Это секретное место. Оно спрятано за такой дверцей, которую никак не открыть бесшумно (особенно ночью) и там всегда горит свет.
Внутри находятся всякие артефакты.