Затянувшаяся борьба Паулюса с упорными защитниками города под командованием Чуйкова словно загипнотизировала немецкое верховное командование. История наглядно показала, что зацикленность немецких военачальников на городских боях ослепила их, помешала заметить критическое положение растянутых и с каждым днем все более уязвимых флангов 6-й армии. Как и год назад под Москвой, немецкое верховное командование полагало, что ситуация разрешится в пределах города и, следовательно, Сталинград будет пунктом назначения если не всех, то большинства советских стратегических резервов. Отсюда следовал вывод, что в город будут направлены последние советские батальоны. Таким образом, немецкие войска не подготовились к неожиданному повороту событий и не справились с тем, что обрушилось на них 19 ноября, когда свежие советские силы прорвали уязвимые фланги противника, преимущественно румынские армии, и окружили измученную 6-ю армию Паулюса в городе, который он пытался взять штурмом. Менее очевидным было полное пренебрежение немецкого верховного командования к ситуации на других участках фронта. Как ни парадоксально, на самых критических из этих участков советское командование планировало нанести противнику наиболее сокрушительное поражение в конце весны и зимой 1942 года.
Ставка ВГК, Москва, Кремль, 26 сентября 1942 года
Много дней подряд в Ставке велись оживленные дискуссии между теми, кто определял советскую военную стратегию.
Жуков вступил в эти дискуссии 26 сентября, вернувшись со Сталинградского фронта. Они проводились в известном месте и в обычной форме. Днем основные действующие лица Ставки и представители Генштаба собирались в здании Генштаба, оценивали положение на различных участках фронта, изучали предложения фронтовых командиров о дальнейших действиях, прикидывали расстановку сил и их распределение по ключевым направлениям, обсуждали стратегические решения и формулировали проекты операций. Другие офицеры Генштаба подробно изучали предложения и планы, проводили детальную оценку ситуации, инспектировали имеющиеся стратегические резервы, оценивали доступность людских ресурсов и техники, темпы производства оборонных и других промышленных предприятий и исполняли множество других обязанностей, чтобы с максимальной эффективностью использовать возможности Красной армии в предстоящей наступательной операции. Поздно вечером ключевые фигуры штаба переходили в Кремль, где встречались со Сталиным и обсуждали стратегические решения — иногда до раннего утра.
Несмотря на автократический характер советского режима, в отличие от Гитлера и его верховного командования, решения о крупных наступлениях давались советскому Генштабу нелегко. Более того, их всякий раз принимали после бурных дебатов. Возобновляющиеся поражения и огромные потери тяжким грузом лежали на совести даже самых черствых военачальников. И даже если совесть позволяла легко забывать о гибели тысяч солдат, оставался нерешенным практический вопрос поддержания боевого духа, необходимого для достижения победы в кровопролитном бою, более похожем на бойню. Все прекрасно понимали, что лучшие на июнь 1941 года части Красной армии, ее «сливки», погибли в первые восемь месяцев войны и даже богатые людские ресурсы Советского Союза рано или поздно должны иссякнуть. Словно подчеркивая актуальность проблемы, на расстоянии нескольких километров от штаба уже формировалась первая советская женская стрелковая бригада (14).
Дебаты были не в новинку стратегам Ставки — в отличие от частоты этих дебатов, новизны затруднений и накала страстей. Если в первые месяцы войны мнение Сталина, как и следовало ожидать, оставалось решающим, ускользающая победа и горечь недавних сокрушительных поражений заставили Сталина с большим уважением прислушиваться к наиболее выдающимся военным экспертам. У него уже составилось четкое представление о сильных и слабых сторонах, а также о странностях каждого военного в его окружении. По иронии судьбы, несмотря на все тяготы первого года войны, состав этого окружения почти не изменился. Каждый привносил в него уникальные личные качества, порожденные боевым опытом и ценными свойствами характера, высказывал свое мнение вслух и отстаивал его в спорах. К осени 1942 года Сталин наконец понял, что эти дискуссии необходимы для победы.