За этой непроницаемой завесой немецкой разведке удалось обнаружить примечательную мешанину зловещих и ободряющих признаков. Были выявлены передвижения войск, преимущественно ночные, но русский автотранспорт со слепящими фарами направлялся как от фронта в тыл, так и из тыла к фронту. МАКС доложил о прибытии 110 новых танков в сектор 20-й армии русских, на берег Вазузы; чуть позднее две свежих русских дивизии прибыли в этот и еще один стратегические сектора. 102-я немецкая пехотная дивизия сообщила о том, что к 10 ноября к ее участку было стянуто около 22 новых советских артиллерийских батарей, и Ланге рассудил, что соотношение численности артиллерии и пехоты слишком мало. Либо орудия — не что иное, как муляжи, либо усиление артиллерии означает, что на подходе новые пехотные соединения (48).
К 13 ноября тщательная и упорная работа немецкой стороны по проведению радиоперехватов обнаружила пять русских армейских штабов — три в окрестностях Москвы и два к северо-востоку от Ржева. Однако определить, сколько из них новых, а сколько уже существовало ранее, так и не удалось. К двум армиям относились 29-я, исчезнувшая из боевого расположения Калининского фронта месяц назад, и 3-я танковая, в прошлый раз участвовавшая в советском наступлении к северу от Брянска в июле. Еще одной обнаруженной армией, предположительно резервной, оказалась 2-я гвардейская в районе Тамбова. Путем радиоперехватов также удалось выявить новый 6-й сталинский стрелковый корпус к западу от Белого и несколько новых механизированных формирований на Калининском фронте. Однако донесения с передовой подтверждали, что боевой порядок русских войск вдоль линии фронта остается неизменным (49).
Карты обстановки 39-го танкового корпуса, которые изучали собравшиеся офицеры, свидетельствовали о странных изменениях в концентрации советских войск на участках корпуса вдоль Вазузы и в остальных секторах Ржевского выступа. Начальник разведотдела корпуса пристально следил за этими изменениями. 1 ноября он доложил, что советские 88-я, 251-я и 331-я стрелковые дивизии дислоцированы в секторах 102-й пехотной и 5-й танковой немецких дивизий вдоль рек Осуга и Вазуза; советских стрелков поддерживает с тыла резервная 126-я стрелковая дивизия. К 13 ноября 326-ю дивизию перевели в другое место, и концентрация войск стала максимальной и секторе южнее Зубцова, далеко к северу от позиций 39-го танкового корпуса, напротив правого фланга немецкой 78-й пехотной дивизии, держащей оборону в секторе реки Гжать. Эта концентрация отнюдь не предвещала немедленного наступления на участке Вазузы. Наблюдения в других ключевых секторах выявили ту же картину. Концентрации сил, свидетельствующей о немедленном наступлении, нигде не обнаружилось, хотя танковый корпус, предположительно 1-й, располагался западнее Белого, а в тылу у советской 22-й армии в долине Лучесы находился 3-й танковый корпус (50). В качестве меры предосторожности несколько дней назад командование 9-й немецкой армии приказало 1-й танковой дивизии начать перемещение из района Сычевки в сторону Владимирского, к юго-западу от Белого, в резерв 41-го танкового корпуса.
Заседание штаба завершили, так и не избавившись от сдерживаемого напряжения; командиры и старшие офицеры вернулись в расположение своих частей. Вместе с солдатами они терпеливо ждали, когда судьба и боги решат их участь.
Вечером 16 ноября Жуков прилетел в Москву с юга. В качестве заместителя Верховного Главнокомандующего последнюю неделю он пристально изучал все аспекты предстоящей операции «Уран» вместе с Василевским, командирами армии и фронта. Путешествуя по земле и по воздуху, он преодолевал сотни километров, объездил весь обширный район контрнаступления — от Новой Калитвы на Дону в секторе 1-й гвардейской армии до участка 51-й армии среди пересохших соленых озер и степей к югу от Сталинграда, где еще догорало пламя битвы. Мыслями Жуков был по-прежнему обращен на север, к операции «Марс», но, в конце концов, он оставался заместителем Верховного Главнокомандующего и наряду с Василевским нес ответственность и за операцию «Уран».