Когда Спирс выпустила свою версию “I Love Rock’n’Roll” на сингле в 2002 году (ей не суждено было стать хитом), я работал поп-критиком в The New York Times и чувствовал, что дебаты о рокизме превращаются в некий секрет для посвященных – несколько музыкальных критиков всерьез в них участвовали, но все остальные не имели о них ни малейшего представления. Поэтому в 2004 году я написал для газеты эссе о рокизме. Оно называлось “Рэп против рокизма” и стартовало с обсуждения недавнего поп-фиаско: случая с Эшли Симпсон, которую незадолго до того поймали на использовании “фанеры” на выступлении в шоу “Saturday Night Live”. Мой текст был задуман не столько как выступление в защиту конкретно Симпсон, сколько как выступление в защиту поп-певцов, “фонограммщиков” и всех остальных, кто провалил рок-н-ролльный тест на чистоту. Мне хотелось бросить вызов идее, что видеоклипы обязательно более поверхностны, чем живые концерты, или что дух диско отчего-то заведомо более фальшив, чем дух панка.
Конечно, было куда проще отвергнуть клише рокистской музыкальной критики, нежели объяснить, что именно предлагается взять им на смену. В своем эссе я упомянул несколько артистов, от которых обычно отмахивались критики, завороженные идеалами рок-н-ролла. Я писал о том, как хип-хоп-мейнстрим, со всей его яркостью и коммерческими амбициями, оскорблял рок-критиков, предпочитавших более страстную и непричесанную музыку. Я прославлял R&B-певицу, известную под псевдонимом Твит, которая, к сожалению, так и не смогла повторить успех сумрачного, змеящегося дебютного сингла “Oops (Oh My)”. Я писал об Алане Джексоне, кантри-певце, покорявшем чарты, который почти не привлекал внимания критиков именно потому, что его песни были приятны на слух и легкомысленны – а не дерзки и непокорны. А еще я отметил парадокс, существовавший со времен Боя Джорджа: настоящий бунт против рокизма не будет выглядеть по-бунтарски. “Невозможно бороться с рокизмом, потому что сам язык борьбы за правое дело – это и есть язык рокизма”. Если мы хвалим поп-звезду Кристину Агилеру за сильный характер и феминистские тексты песен, то, получается, все еще чествуем именно старые рокистские достоинства (силу характера, праведность и неподкупность), пусть и в артистке нового типа. В этом ракурсе у рокизма оказывается немало общего с панк-энтузиазмом, охватившим меня в подростковом возрасте: и то и другое – мировоззрения, которые можно воспринять и нельзя победить.
Я был обрадован и немного удивлен, когда в Times прислали несколько писем, полемизировавших с моим текстом. Джим Де Рогатис из газеты Chicago Sun-Times был одним из тех критиков, которых критиковал я; он пылко, но беззлобно отрицал свою принадлежность к “этому кошмарному клубу рокистов” (наоборот, писал он, “я всегда протестовал против ностальгии и близорукости бэби-бумеров”). Один из читателей утверждал, что от взгляда внимательного слушателя никогда не укроется разница между “энтертейнерами” типа Эшли Симпсон и настоящими “артистами”, которые, в отличие от Симпсон, сами пишут и продюсируют свою музыку. Другой описал мое эссе как “лицемерное” и “злокозненное”, настаивая, что вовсе не обязательно быть “гетеросексуальным белым мужчиной-шовинистом”, чтобы ценить в музыке “цельность, страсть и громкие гитары”. Из-за того, что он был опубликован в Times, мой текст вдохнул новую жизнь в споры вокруг рокизма, которые продолжили вестись и в следующие месяцы и годы.
Некоторые участники этих споров даже придумали запоминающееся название для позитивной “антирокистской” идеологии, которую они поддерживали. Они окрестили ее “поптимизмом” – этот каламбур отсылал к сцене “нью-попа”, из которой выросла “гонка против рокизма”. Поптимизм предполагал не только привязанность к поп-музыке, но и более сложное отношение к музыкальной критике как таковой. Если “поптимизм” был родным братом “оптимизма”, разумеется, подразумевалось, его последователи будут прославлять поп-музыку. Но в этой инвертированной иерархии любая критика поп-музыки могла выглядеть как знак латентного рокизма. Со временем дебаты “рокистов” и “поптимистов” переросли в более широкий спор о качественном и популярном, о разнице между мнением аудитории и вердиктом критиков. В 2006 году критик интернет-издания Slate Джоди Розен объявил, что война вокруг рокизма завершилась и антирокисты в ней победили. “Большинство поп-критиков сегодня скорее согласятся, чтобы их обвинили в педофилии, чем в рокизме”, – написал он.