Впрочем, в антирокистском движении было и параллельное течение, делавшее его чем-то большим, чем просто выставка максимального популизма. В своем тексте 2004 года я упоминал, что рок-критика обычно помещает на пьедестал “белых гетеросексуальных мужчин”, и предлагал коллегам обращать больше внимания на жанры, ассоциирующиеся с темнокожими, женщинами и гомосексуалами – такие, как R&B и диско. Нотка активизма, пусть и приглушенная, звучала и в спорах вокруг рокизма 1980-х годов. Британская сцена новой поп-музыки отчасти была протестом против определенного типа рок-н-ролльной маскулинности. Многие ее звезды были негетеросексуальны, и абсолютно все – гламурны: существовало общее мнение, что старый идеал рок-звезды – потный мужик из рабочего класса – был как минимум уныл, а то и репрессивен. Одним из главных идеалистов на этой сцене был Грин Гартсайд, лидер группы Scritti Politti, любивший поп-музыку и на практике, и (даже в большей степени) в теории. “Ни одна визуальная или печатная культура не может сравниться по присущей ей политической мощи с поп-синглом, – сказал он в интервью Smash Hits в 1982 году. – Это по-настоящему поворачивающий мир медиум”.
Как минимум в одном наблюдение Гартсайда было неоспоримо: поп-сингл действительно поворачивался вокруг своей оси при проигрывании. Но в США взлет поптимизма особенно ярко совпал с возрождением интереса к политической силе идентичностей. Аустерлитц и его единомышленники беспокоились, что движение поптимизма превращает критиков в “чирлидеров для поп-звезд” – и примеры этого в самом деле нетрудно найти. Однако одновременно музыкальная критика 2010-х сделалась серьезной и суровой – а вовсе не жизнерадостной. Поп-звезд подвергали тщательным проверкам, ранее зарезервированным за политиками: изучали их прошлые высказывания на предмет правонарушений, поощряли их публично комментировать все скандалы и противоречия, интересующие интернет-аудиторию. Совершившие проступки музыканты теряли авторитет и оказывались списаны со счетов – необязательно в полной мере “отменены”, но, по крайней мере, выведены из мира заслуживающих доверия артистов с безупречной репутацией. И напротив: музыканты, вызывающие уважение, получали дополнительный промоушен. В смешанном отзыве (оценка 6,5 из 10) на ожесточенно мотивационный альбом поп-R&B-певицы Лиззо 2019 года рецензент интернет-портала Pitchfork счел нужным порассуждать одновременно и о музыке, и о месседже. Текст заканчивался следующим пассажем: “Звучание может вас разочаровать, но наверняка найдутся люди, которые смогут изменить свою жизнь благодаря ее песням. И это тоже важно”[82].
В некоторых аспектах американский поптимизм 2010-х не стыковался с британским движением, косвенно его породившим. Для начала, звезды “нью-попа” были бесстыжими апроприаторами. Adam & the Ants заняли третье место в британском чарте в 1981 году с песней “Ant Rap”, диковинным и необузданным оммажем цветущей нью-йоркской хип-хоп-сцене; в 1983-м поп-дуэт Wham! Джорджа Майкла достиг восьмой строчки с собственным бодрым упражнением в стиле – композицией “Wham Rap! (Enjoy What You Do)”. Однако, несмотря на революцию поптимизма, спустя несколько десятилетий белым поп-звездам вроде Майли Сайрус или Игги Азалии было нечем оправдаться, когда их обвиняли в том, что они балуются с хип-хопом, не выказывая ему должного пиетета. (Респектабельный рэпер Кью-Тип писал Азалии в твиттере: “Ты должна принимать во внимание ИСТОРИЮ, если становишься под знамя хип-хопа”. На правах авторитетного специалиста в хип-хопе он сообщил ей, что хип-хоп – это “СОЦИАЛЬНО-политическое движение”.) Поптимисты времен нью-попа, возможно, ненавидели рокизм, но не имели ничего против “хип-хопизма” или “арэнбизма”. Для более молодого, идеалистически настроенного поколения слушателей весь смысл сбрасывания рок-н-ролла с пьедестала, судя по всему, заключался в том, чтобы привести ему на смену некий более разнообразный пантеон – после чего поклоняться новым богам по старинке.
82
Летом 2023 года, через два года после публикации этой книги, три участницы кордебалета Лиззо, Арианна Дэвис, Кристал Уильямс и Ноэль Родригес, обвинили ее в сексуальных домогательствах, расовой дискриминации и создании враждебной рабочей среды; позже к иску присоединилась работавшая с певицей дизайнер Аша Дэниэлс.