Выбрать главу

Звонкий голос Партон напоминал о ее юности в Теннесси, и о ней же – но совсем по-другому – говорила и ее беззастенчивая амбициозность. В характерно остроумной автобиографии 1994 года певица вспоминает, как на один из первых крупных гонораров купила “кадиллак” – в полном соответствии со стереотипом о внезапно разбогатевшей провинциалке. Себя она называла “вульгарной кантри-блондинкой”, хитро подчеркивая таким образом то обстоятельство, что низкопробный гламур, с которым она одевалась и подавала себя, лишь добавлял ей жанровой аутентичности. А еще Партон вспоминала, как после ухода из шоу Портера Вагонера встретилась с Сэнди Голлином, лос-анджелесским скаутом талантов, и с порога сказала ему: “Я стану суперзвездой, и тот, кто мне в этом поможет, тоже станет богатым и знаменитым”. Прозвучало убедительно – Голлин взял ее под крыло, посоветовав не беспокоиться о том, что она может отпугнуть кантри-истеблишмент Нэшвилла. Вскоре вышла “Here You Come Again”, поп-песня с лидирующим фортепиано и лишь редкими, короткими вставками слайд-гитары – их попросила добавить сама Долли Партон, чтобы успокоить поклонников ее кантри-записей. Композиция добралась до первого места в хит-параде кантри и третьего – в поп-чарте, а также стала началом новой карьеры Партон: панамериканской поп-звезды, а также полномочного посла кантри-культуры на большой эстраде (даже несмотря на то, что некоторые ее музыкальные решения, по кантри-меркам, были весьма и весьма “нечистыми”).

Пророчество певицы, высказанное в беседе с Голлином, триумфально сбылось в 1980 году, когда на экраны вышла кассовая комедия “С девяти до пяти” с Партон в одной из главных ролей, а на музыкальный рынок – одноименный поп-сингл, 9 to 5, с ровным танцевальным битом, звучавшим почти в стиле диско. Песня попала и на кантри-радиостанции (и даже слайд-гитары тут не потребовались!) – вероятно, из-за того, что кантри-репутация Партон была безупречной: избранный ею образ “деревенщины” позволил ей завоевывать Голливуд, не теряя при этом кантри-идентичности. Подобно хэйр-метал-группам, которые записывали пауэр-баллады и все равно оставались рок-н-ролльщиками, Партон могла петь все, что хотела, – и оставаться Долли Партон. Когда ее обвиняли в том, что она уходит от кантри, она лишь пожимала плечами: “Нет, я не ухожу от кантри, я иду в новые места и беру его с собой”.

Что такое кантри-музыка?

Когда речь заходит о Долли Партон, споров обычно не возникает. Но в остальном кантри-музыка – это как раз пространство бесконечных споров. С самого начала кантри позиционировался как самый честный жанр, отражающий простоту американской сельской жизни. Кантри более старомоден, чем рок-н-ролл, но менее традиционен – или, по крайней мере, не так однозначно традиционен. Шаблон рок-н-ролл-группы удивительным образом остался неизменным с 1970-х годов: ударные, бас-гитара и электрогитара. Но в кантри традиционные инструменты, такие как банджо или педальная слайд-гитара, входят в моду и выходят из нее, в зависимости от того, насколько аутентично хотят звучать кантри-музыканты. Историки музыки обычно считают, что жанр зародился в 1920-х годах, когда компания Victor Talking Machine (скорее производитель граммофонов, чем рекорд-лейбл в современном понимании) послала человека по имени Ральф Пир на юг в поисках новых певцов. Некоторые темнокожие артисты, песни которых он записал, стали считаться пионерами ритм-энд-блюза – например, Уилл Шейд, лидер группы Memphis Jug Band. А белые вокалисты, напротив, приобрели репутацию пионеров кантри-музыки. Фидлин Джо Карсон, бывший работник текстильной фабрики из Джорджии, исполнил для Пира “The Little Old Log Cabin in the Lane”, песню из менестрель-шоу XIX века, которую сочинил белый сонграйтер Уилл С. Хейс, использовавший негритянский диалект (или нечто, приближенное к нему). Пир записал и Джимми Роджерса, железнодорожного кондуктора из Миссисипи, чьи веселые песни с йодлями сделали его одной из первых кантри-звезд (в 1970 году Долли Партон вытащила одну из песен Роджерса сорокалетней давности на третье место в кантри-чарте – тоже не забыв о йодлях). Наконец, благодаря Пиру мы узнали о семейном ансамбле The Carter Family из Аппалачей в Западной Виргинии. “Мама” Мэйбелл Картер, виртуозно игравшая на гитаре и автоарфе, популяризировала бренчащий, щипковый стиль звукоизвлечения, о котором вы, возможно, до сих пор думаете всякий раз, когда вспоминаете о кантри.

На протяжении некоторого времени всю эту музыку называли фолком – благодаря этому ярлыку, она выглядела сельской, традиционной, вероятно, не меняющейся из поколения в поколение: как будто одни и те же песни передаются от отцов сыновьям и от матерей дочерям. В 1944 году Billboard стал публиковать чарт под названием “Самые часто проигрываемые в музыкальных автоматах фолк-записи”; пять лет спустя журнал ввел в обращение другой хит-парад, сфокусированный на радиостанциях, которые как раз тогда переживали расцвет – “Самые часто исполняемые фолк-диск-жокеями песни в стиле кантри-энд-вестерн”. Две половинки этого определения отражали гибридную природу самой музыки. “Кантри” отсылало к аппалачскому наследию коллективов вроде The Carter Family – их записи порой называли “деревенской музыкой”, далеко не всегда в положительном смысле. А слово “вестерн” фиксировало влияние Техаса и вообще Юго-Запада США, а также растущую популярность ковбойской музыки и образности. Хэнк Уильямс был квинтэссенцией кантри-звезд того времени, и его южное сельское происхождение являлось составной частью его обаяния. В 1947 году рекорд-лейбл обещал меломанам, что новый сингл Уильямса будет “по-настоящему деревенским, как кукурузный вискарь”. Свой аккомпанирующий состав он окрестил “Дрейфующими ковбоями” по мотивам так любимых им ковбойских фильмов и в полном согласии с квази-западной идентичностью жанра (Уильямс умер в 1953 году в возрасте 29 лет, вероятно, от алкоголя и наркотиков, и с тех самых пор считается чем-то вроде небесного покровителя кантри). Со временем жанр потерял приписку “энд-вестерн” – уже в 1962-м Billboard переименовал свой хит-парад в “Горячие кантри-синглы”. Но влияние Дикого Запада из него не ушло, и сегодня вряд ли кто-то удивляется, что Нэшвилл, город, не слишком ассоциирующийся с сельским хозяйством, стал неотделим от ковбойских шляп и сапог.