В той маленькой деревушке
Живёт моя милка Анна,
Не любит меня, но знаю,
Полюбит когда-нибудь.
Я лодку себе построю,
И выйду на ней я в море,
И буду всю ночь рыбачить,
А утром вернусь домой.
Продам на базаре рыбу
И милке куплю колечко,
На палец я ей надену,
И станет она женой.
И будем мы жить счастливо,
У нас народятся дети,
За ними пойдут и внуки,
И радость войдёт в наш дом.
В той маленькой деревушке
Живёт моя милка Анна,
Не любит меня, но знаю
Полюбит когда-нибу-удь.
Выскочил из постели и записал на магнитофон. Жаль, не владею музыкальной грамотой, а то бы и ноты изобразил. Позвал жену, дал ей послушать. Она сказала, что ей знакома эта песня.
— Нет такой песни! — рассмеялся я. — Она мне во сне приснилась, представляешь! Всякие сновидения приходили раньше, но впервые — песня. К чему бы это?
— Наверное, к переменам, — пожала она плечами.
День рождения отмечал с женой. В подарок от неё получил маленький изящный фотоаппарат «Олимпус», хотя у меня есть два фотоаппапарата — «Смена» и «Компакт». Но Галина решила, что они «морально» устарели и негоже пользоваться ими. Хотя можно ли считать устаревшей вещь, если она действует безотказно?
Недели через две после разговора с мамой я сам позвонил в Минск. Сестра благодарила меня. Сказала, что после нашей беседы по телефону маму будто подменили — она теперь не заговаривает о смерти. И напомнила, что 8-го мая нашей маме исполняется девяносто лет.
— Приедем, — сказал я.
7 мая. Минск. На девяностолетие мамы я приехал из Петербурга. Жена — из Чернигова, где гостила у своего брата, отставного полковника Евгения Фёдоровича Захваткина. Дочка с мужем — из Москвы.
Встречал нас муж моей младшей сестры Валентины — плотный, коренастый Миша Кирильчик. Сперва он встретил меня, потом мы с ним — Галину, а напоследок — Ольгу и Сашу.
Миша, обычно разговорчивый, молчит, загадочно улыбается в чёрные густые усы. Будто что-то знает и не говорит. Пока ждали наших москвичей, Миша не проронил ни слова. Даже когда показывал нам с Галиной новенький, недавно возведённый железнодорожный вокзал, только и буркнул, что подобного вокзала нет во всей Европе.
— В Восточной? — уточнил я, чтобы хоть как-то его разговорить.
— Во всей, — сказал он. И больше ни звука.
— Миша, не томи, выкладывай, что случилось, — весёлым, но и приказным тоном потребовал я.
— Ничего особенного, живём.
Встретили молодых — стройные, просто, элегантно одеты: дочка в строгом тёмном костюме, Саша — в чёрных брюках и светлом пиджаке, надетом на белоголубую полосатую рубашку. Иногда мне кажется, что он похож на молодого Алексея Баталова.
— Как доехали? — спросила Галина.
— Отлично! — ответили оба. Дочка добавила: — Даже не думала, что Минск так близко от Москвы.
Миша повёл нас по подземному переходу, но в противоположную сторону от метро. Вышли на улицу Дружную. Здесь кольцо многих автобусных маршрутов. Вот и наш, 81-й. Но Миша ведёт дальше. Подходит к белому фольксвагену, открывает багажник.
Мы в недоумении.
— Твоя? — спросил я.
— А то!
Саша и Ольга переглянулись. Они тоже хотят машину.
— Почём нынче такие? — спросил я, усаживаясь на переднее сиденье.
— А как ты думаешь?
— Ну, тысяч пять-шесть америкашек.
— Семьсот баксов!
— Ты что?!
— И ни копейки больше. Дохлик, конечно, четырнадцать годков, но функцию свою выполняет.
— А права? Когда же ты успел выучиться?
— Права были.
— Да, Миша, ты нас удивил, — сказала Галина. — Есть такие мужчины: вроде бы простые с виду, вроде бы всё нам про них известно, и вдруг случайно узнаёшь, что и водительские права у них, и офицерское звание. И не какой-нибудь там лейтенант или капитан, а майор или даже полковник. Ты, случайно, не офицер?
— Нет, хотя после армии служил в милиции.
— И почему не остался?
— Потому что скоро понял: не моё. Не могу я, как собака, жить и действовать по команде. Я — вольный птах, мне подавай свободу.
Мы знали, что в своё время, ещё до армии, он окончил техническое училище, где получил профессию газового оператора. И теперь занимался крайне полезным делом — установкой и ремонтом бытовых газовых плит.