— Мечтать не вредно, — откликнулся я на шутку, понимая, что это уже из ряда фантазий.
Вечер. Переделкино. В Старом корпусе, где я поселился в 25-м номере на втором этаже, как всегда, чистота и порядок. Писателей мало. Зато людей «не писательского вида» — хоть отбавляй. В основном, кавказцев. Все крайне упитанные, с острыми, оценивающими взглядами, как перед выходом на ринг, с нескрываемой готовностью к конфликту.
Несмотря на массу публикаций в СМИ о растаскивании предприимчивыми людьми писательского имущества, несмотря на арбитражные суды и пересуды, писательская собственность, нажитая писателями за счёт их взносов в Литфонд и перечисления части их гонораров, сокращается, как шагреневая кожа. Вот и в пристройке к Старому корпусу, в которой на первом этаже — столовая, а на втором — конференц-зал и библиотека, уже раскинул свои владения ресторан с милым названием «Дети солнца». А биллиард, где мы с Колей Коняевым резались по вечерам, теперь писателям предоставляется только за деньги. Раньше он стоял в отдельном помещении, на втором этаже, а ныне перемещён вниз, к входу в столовую, и застелен белым покрывалом, как покойник.
Не знаю, узаконено ли в нашей стране право тех, кто уже что-то ухватил и присвоил, не возвращать ухваченное хозяину, но, исходя из принимаемых арбитражными судами решений, оно существует де факто.
Надломлена становая ось России — русский дух. Бросаются в глаза унизительная бедность большинства и процветание тех, кто не имеет к богатству никакого отношения, кто не создавал его, а лишь присвоил. Социальная рознь налицо, а говорить об этом нельзя, законы не позволяют.
Ужинал двумя пирожками и апельсином, что купил на железнодорожной станции в Переделкине. Привёз ноутбук — вид на письменном столе солидный, а пользуюсь этим чудом техники всего лишь как пишущей машинкой. И нет желания учиться. Правда, когда-то в Петербурге, заплатив немалую сумму, я посещал компьютерные курсы. Ходил долго, больше месяца, и на каждом занятии наш наставник требовал, чтобы мы записывали в тетради сведения о каких-то килобайтах, килобитах, мегабайтах, мегабитах и прочую дребедень. И никакой практики. Когда же, чуть ли не в последний день курсов, он сел за компьютер и решил провести с нами практические занятия, выяснилось, что он не умеет на нём работать. Многие из его учеников, и я в том числе, рассердились и ушли. А через несколько дней он позвонил мне и сказал, что я могу приехать за удостоверением, которое подтверждает, что я окончил компьютерные курсы.
— Но я же ничему не научился!
— Это ваша проблема. При желании, курс обучения, на общих основаниях, можем повторить.
Кажется, большего цинизма я не встречал. Хотел сказать ему пару слов, но решил не засорять провода.
Так что, скорее всего, именно он отбил желание учиться. Никогда не думал, что меня, написавшего немало книг, будут называть безграмотным — в компьютерном смысле. Придётся подождать, когда наша Мария, которой сейчас чуть больше полутора лет, вырастет, освоит эту премудрость и научит меня.
14 октября. Эти записи делаю утром. В Питере меня спрашивали: чем отличается Москва от Петербурга?
— В Москве люди быстро ходят.
— Чем ещё?
— Не знаю.
Теперь могу добавить. В одном из своих сочинений Юрий Тынянов писал об отличительных чертах застройки двух столиц: «В Москве, куда ни посмотришь, взгляд упрётся в дом, а в Ленинграде он тебя обязательно выведет на площадь».
Его удивительно точное наблюдение я бы дополнил ещё одним: в Москве всегда есть небо, а в Питере часто его нет. В Москве, каким бы дождливым, облачным ни был день, всё равно есть ощущение высоты: где-то в разрывах туч и облаков угадывается солнечный свет, где-то облака не слишком плотные и потому прозрачные. А в Питере часто мрак наваливается на крыши домов, тяжкий, непроницаемый, без намёка на то, что где-то светит солнце и голубеют небеса.
Как-то, в прошлом или позапрошлом году, бродя по Петербургу, обратил внимание на постперестроечную реальность: почти все окна первых этажей жилых и нежилых зданий забраны металлическими решётками. И возникли такие строчки:
Иду по улице красивой — Решёточки на окнах, тьма их, тьма!..
Зарешечённая Россия Для нас — как общая тюрьма.
И как из неё выбираться? Будить и звать! Будить и звать, прежде всего, русского интеллигента. Чтобы, наконец, он сказал: «Хватит, господа, грабить мою Родину!»
Почти два десятилетия продолжается грабёж.
В прежние времена даже озверелые завоеватели, захватив тот или иной город, давали своим хищным псам-оруженосцам только три дня на поживу и разграбление. А здесь — два десятилетия. И молчим, уткнувшись в телеящик. И где ж тут вдохновение для писателя? И где ж вы герои-освободители? Где неотступные? И когда получит команду выступать Засадный Полк? Да ведь только полка и хватило бы, как говаривал бывший Министр обороны, чтобы взять за шиворот нечисть, оседлавшую Россию! На русских людях, более чем на всех других, лежит ответственность за судьбу России. Русские люди должны сплотиться, видя, как все другие объединяются против них. Русский — не только национальность, это ещё звание, которое получено нами от наших героических предков.