2 ноября. Мария, когда ей задаёшь какой-нибудь вопрос, чётко отвечает: «Да». Она уже хорошо произносит: «Галя», «бабочка — бабаль», «пить — па».
Проявляет интерес к зеркалу, но ещё не понимает, что видит в нём себя. Думает, это телевизор. Пользуйся, Машенька, зеркалом, оно помогает человеку выглядеть пристойно, потому что заставляет не только посмотреть на себя, но и заглянуть в себя. А телевизор, так же как спички, детям опасен.
Иногда задумаешься, какое гениальное изобретение — телевизор. До недавнего времени он занимал второе место после книги. А сейчас на третье место его потеснил компьютер. Если бы ещё использовали эти изобретения по назначению, а то ведь, в основном, кажут нам собрание дураков и нравственных развалин. Впрочем, оставим больную тему, немало других.
Рано является ночь, к шести вечера уже темно. Кроме нас, никто с маленькими детьми не гуляет.
Грядут праздники. Чтобы предать забвению праздник Великой Октябрьской социалистической революции, изворотливые умы придумали «День национального единства». И нашли повод — около четырехсот лет назад народное ополчение под водительством Минина и Пожарского выдворило поляков из Москвы. Только сейчас об этом вспомнили и, что называется, «потеснили» одно событие другим. Но и на этот раз вышло не по-людски. Уточню: 7-го ноября 1941 года, когда враг стоял у стен Москвы, на Красной площади состоялся военный парад войск Красной Армии, посвященный 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Он, по утверждению участников, историков и очевидцев, добавил сил сражающейся стране, вдохновил на борьбу против фашистской нечисти. И вот спустя 65 лет принято решение реконструировать это событие и провести новый парад в память. исторического парада. То есть праздновать нынешний день рождения во имя предыдущего дня рождения, а не во имя того, кто в этот день родился. Ну, сущий бред, иного не скажешь.
Мир меняется к худшему, это самая большая опасность. Всё больше отдаляется Бог, всё активнее ведут себя бесы — от комаров до либералов.
Часто задумываешься над теми нелепостями, которые как будто в силу малой культуры, а на самом деле математически расчётливо учиняют власти предержащие в нашей стране. Неужели не боятся, что рано или поздно все эти «нелепости» им вылезут боком? Нельзя же бесконечно глумиться над здравым смыслом и плевать в душу народа!
Нужна национальная идея развенчания позорной мысли, что можно жить без культуры, а только с «баксами».
5 ноября. Скорбный день нашей семьи: четыре года назад ушла из жизни мама Саши — Людмила Леонидовна. Она немного не дожила до 50-ти. Рак. Я познакомился с нею за два года до её смерти. Статная, красивая женщина, талантливая рассказчица. Особенно интересны её рассказы о сыне Саше. Все женщины хорошо рассказывают о своих детях, потому что любят их. Но Людмилу Леонидовну отличала одна особинка — она говорила о сыне, не приукрашивая его, не стараясь обязательно уверить вас в том, что её сын лучше всех. Так может рассказывать друг, который понимает, что тот, о ком он рассказывает, не лишён недостатков.
Она приезжала к нам в Петербург без Саши — сын после «Можайки» служил в Якутии на станции слежения за спутниками. Мы с Галиной и дочкой были рады её визиту. И тогда же Людмиле Ивановне и нам стало ясно: быть свадьбе.
Она состоялась через два года. Но Людмила Ивановна была уже смертельно больна. Похудевшая и словно бы ставшая намного старше, она держалась так, чтобы не омрачать своею болезнью торжество молодых.
Всей семьёй поехали на кладбище, в Сколково. По слухам, здесь собираются построить и открыть помпезный научный центр, так называемую русскую «силиконовую долину». А куда же тогда РАН?!.. По дороге купили цветы. На кладбище среди множества могил и памятников есть и наша оградка, за которой две могилы и два деревянных креста. Рядом с могилой Людмилы Леонидовны могила и крест отца Саши, Николая Ивановича. Уже заказали памятник, который собираемся установить весной. Николай Иванович прожил на два месяца дольше Людмилы Леонидовны, с которой когда-то вместе рос и учился в одном классе, он умер от сердечной недостаточности.
Саша положил розовые гвоздики на могилу мамы, красные — на могилу отца.
Когда собрались уходить, мне показалось, что цветы не совсем хорошо лежат, что их нужно поправить. Я вошёл в ограду и вслед за мной в новых, только вчера купленных огромных ботинках вошла Мария. Стала прохаживаться между могилами, споткнулась, упала и заплакала. Её слёзы подчеркнули скорбность минуты.