Я говорил это, готовясь к возражениям, но никто не возражал. То ли верили мне, то ли их собственных знаний о Белой Руси было ещё меньше, чем у меня. Только Станислав Куняев вспомнил, что у литовцев были хорошие поэты Балтрушайтис и Межелайтис.
— Ну да, — сказал я. — Ещё можно назвать художника и композитора Чюрлёниса, но это уже почти наши дни, а не эпоха Возрождения и не Великое Княжество Литовское.
Станислав Куняев на встрече со студентами сказал, что он перевёл на русский язык средневековую поэму Николая Гусовского «Песня про зубра» и за этот свой труд стал лауреатом премии Союзного Государства. Я хотел расспросить его об этом событии, но тут по мобильному телефону Анатолию Аврутину позвонил его отец. И сообщил, что умер Туркменбаши Ниязов, Президент Туркменистана.
Новость, особо скорбную для туркмен, мы встретили сдержанно и даже с некоторым недоверием. Сапармурату Ниязову было ещё далеко до старости, выглядел он богатырём, однако на трудной дороге жизни «исчерпал свой жизненный ресурс», по выражению Льва Толстого, и ушёл навсегда.
Некоторое время назад я ознакомился с его двухтомником «Рухнама», т. е. «Внутренний голос», повелевающий туркменам прислушаться к самим себе. Книга, как сказал автор, написана «по воле Всемогущего Аллаха и родилась в моём сердце». Много в этой книге того, что нужно знать каждому человеку, — о добре, о Боге, о детях, о родителях.
Ниязов не знал ни отцовской, ни материнской ласки. Отец погиб на фронте в Великую Отечественную, мать и, кажется, братья погибли от землетрясения в Ашхабаде. Он рос сиротой, детдомовцем. Умный, смышлёный, образованный, он быстро продвигался по служебной и партийной лестнице, и в середине 80-х стал Первым секретарём ЦК Туркменистана. После распада СССР стал Туркмен- баши (главой туркмен). Пожизненно. Однако жить довелось недолго. Перед самой смертью С. Ниязов заключил договор о поставках туркменского газа — почти всего, что добывает Туркмения, — в Россию. Но я не уверен, что Россия сможет разумно распорядиться этой данностью, — не тот уровень мышления нынешних российских властей. Сделают так, как прикажет Дядюшка Сэм и проамерикански настроенные российские олигархи. Возможно, я ошибаюсь, время покажет.
…А судьба Сапармурата Ниязова оказалась великодушна к сироте — она послала ему смерть раньше, чем позор.
22-23 декабря. От гостиницы «Беларусь» комфортабельный автобус в сопровождении милицейской машины с мигалкой доставил нас в здание филармонии, что на углу площади Якуба Коласа и бульвара Владимира Мулявина. В центре площади — бронзовый Якуб Колас, окружённый своими литературными героями. Дед Талаш — герой Гражданской и Великой Отечественной войны — самый старший по возрасту, почти 100-летний белорусский партизан и главное действующее лицо знаменитой повести Якуба Коласа «Дрыгва». К сожалению, и белорусский дед-долгожитель не избежал критики, да если бы только критики, но ядовитого зубоскальства крохоборов, особо неравнодушных к жизни героев. То у них Дед Талаш карикатурный герой-«орденопросец»: два раза орден просил — не давали, и только на третий — дали. То они в Павлике Морозове открывают предателя — запутали мальчишку, убили его и его же осуждают. То Зою Космодемьянскую представляют глупенькой: мол, была бы умнее, осталась бы жива. То в Александре Матросове обнаруживают выпивоху — напился пьяным и полез на амбразуру дзота, дескать, пьяному море по колено. То в Петре Ильиче Чайковском видят только то, что ниже пояса. Пишут, развенчивают, зубоскалят всезнайки, которых самих-то нужно рассматривать как минимум в лупу, а лучше в микроскоп. Короче, нравственные карлики, которые всё высокое понижают до своего уровня понимания и мышления. Не ведомо им, что Александр Сергеевич Пушкин советовал всё мелкое, преходящее оставить черни, а нас, говорил он, должен интересовать сам гений и всё великое в нём (в данном случае герой).
И как же хорошо, что бульвар Владимира Мулявина втекает в площадь Якуба Коласа. А если вытекает из неё — ещё лучше.