Крупская же поддержала мнение коммунистов наркомата и отправилась на бюро Бауманского райкома партии, которое должно было вынести окончательное решение.
Наркомат просвещения переживал трудные времена. Еще в 1928 году подготовку кадров высшей, средней и низшей квалификации из ведения Наркомпроса стали передавать отраслевым наркоматам. Главпрофобр ведал уже только университетами и педагогическими учебными заведениями. В 1931 году главк и вовсе расформировали. Вышинского без дела не оставили. Утвердили прокурором республики, что до крайности изумило Крупскую и многих старых партийцев.
Вышинский в годы политической юности совершил поступок, который другим стоил бы жизни. После Февральской революции он стал комиссаром 1-го участка милиции Якиманского района Москвы. Потом в районе появилась управа, и Вышинского избрали председателем 1-го участка Якиманской управы. В октябре 1917 года председатель Якиманской управы, как и все другие руководители местной власти, получил подписанное министром юстиции Временного правительства Павлом Малянтовичем распоряжение: «Постановлением Петроградской следственной власти Ульянова-Ленина Владимира Ильича надлежит арестовать в качестве обвиняемого по делу о вооруженном выступлении третьего и пятого июля в Петрограде. Ввиду сего поручаю Вам распорядиться о немедленном исполнении этого постановления в случае появления названного лица в пределах вверенного Вам округа. О последующем донести».
Вышинский распорядился развесить эти объявления у себя в районе, не предполагая, что всю остальную жизнь будет проклинать себя за этот поступок. Старые большевики вообще удивлялись, как Вышинский остался на свободе, если его прежних товарищей-меньшевиков уже отправили за решетку. Они не знали одного важного обстоятельства в жизни Андрея Януарьевича.
Когда молодой меньшевик Вышинский — партийная кличка Юрий — в 1908 году сидел в бакинской тюрьме, в одной камере с ним оказался большевик весьма угрюмого вида. В документах он значился Гайозом Нижарадзе. Сокамерники именовали его Кобой. Настоящая его фамилия была Джугашвили. В партийной печати он писал под псевдонимом Сталин. Отбывая срок, изучал модный тогда среди революционеров искусственный международный язык эсперанто (что не помешало ему впоследствии уничтожить эсперантистов как иностранных шпионов).
Вышинскому молодая жена приносила вкусные и обильные передачи из дома, и он подкармливал Кобу. Тот ел с удовольствием, правда, «спасибо» не говорил. Вышинского неблагодарность сокамерника не обижала — видел, какой сложный характер у Кобы. 4 ноября 1908 года Вышинский, отбыв четырехмесячный срок, вышел на свободу. Через 17 дней покинул тюрьму и Сталин. У него срок был посерьезнее. Его выслали на три года в Вологодскую губернию, в Сольвычегодск.
Когда десять лет спустя они вновь встретились, Вышинский ни полсловом, ни намеком не позволил себе напомнить Сталину о том, что тот вроде как в долгу. Это и спасло ему жизнь. Андрей Януарьевич нашел верный тон в отношениях со Сталиным — только на «вы», с почтением и даже благоговением, без малейшей попытки напомнить о прежних дружеских и равных отношениях. Это Сталину понравилось. Тем, кто безоговорочно понимал и принимал его величие и превосходство, он покровительствовал.
Сталин избавлялся от старых большевиков, которые когда-то были с ним на равных. Предпочитал людей, которых преследует страх и которые поэтому превращаются в лакеев. Бывший меньшевик Вышинский, поставивший летом 1917-го свое имя под приказом об аресте Ульянова-Ленина, знал, что уцелел только милостью Сталина.
Вышинский был юристом, прекрасно образованным, разносторонне одаренным, с блестящей памятью, с ораторским даром. Сталину нужен был не законник, не юрист-крючкотвор, не педант, который заботится о строгом соблюдении закона, а стряпчий-пройдоха, который любому сомнительному дельцу способен придать законную форму. Вышинский с его хорошо организованным и дисциплинированным умом оказался очень полезен — он умел то, чего не могли другие с куда большим партийным стажем.
На XVII съезде партии Сталин обрушился на тех руководителей, которые думают, что «партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков». Вышинский лучше других понял сталинскую мысль: репрессии должны быть прикрыты законами. Важно создать видимость полной законности, а делать то, что нужно власти.
Вечером 10 апреля 1928 года Крупская — последней — получила слово на пленуме ЦК, который продолжался несколько дней. Говорила она скучно и без меры часто ссылалась на Владимира Ильича. Посетовала для начала, что партия проморгала опасных врагов.