Подсудимые обвинялись в том, что они «составили заговорщическую группу, поставившую своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, расчленение СССР».
Подсудимые в попытке сохранить себе жизнь подтверждали самые нелепые обвинения. Лишь один человек, хорошо известный Надежде Константиновне и высоко ценимый Владимиром Ильичом, посмел нарушить установленный сценарий. Бывший полпред в Германии Николай Крестинский, который, когда болел Ленин, исправно снабжал его лекарствами и присылал немецких врачей, заявил, что не признает себя виновным:
— Я не троцкист. Я никогда не был участником «правотроцкистского блока», о существовании которого я не знал. Я не совершил также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности, я не признаю себя виновным в связях с германской разведкой.
Председательствовавший на процессе армвоенюрист Василий Васильевич Ульрих объявил перерыв. На следующий день Крестинский всё покорно признал. Каково всё это было слышать Крупской? О чем она думала, слыша, как близкий их семье человек «признается» в невероятных преступлениях?
После смерти Сталина и XX съезда партии начальник санитарной части Лефортовской тюрьмы дал такие показания: «Крестинского с допроса доставили к нам в санчасть в бессознательном состоянии. Он был тяжело избит, вся спина его представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места».
Николая Николаевича Крестинского расстреляли. Его жену — главного врача детской больницы им. Н. Ф. Филатова — отправили в лагерь.
Арестовав еще одного старого знакомого Крупской — бывшего секретаря ЦК Леонида Петровича Серебрякова, Вышинский занял его дачу на Николиной Горе. До ареста он часто гостил у Серебряковых, хвалил их дом. Имущество осужденных подлежало конфискации в пользу государства, но государство решило, что Вышинский заслужил право обосноваться на Николиной Горе…
Надежду Константиновну сделали членом президиума Верховного Совета СССР, который принимал все решения между сессиями. Точнее, оформлял. Решения-то принимало партийное руководство. Но в секретных протоколах политбюро, оргбюро и секретариата ЦК делали пометку: «Оформить в советском порядке». Это означало, что назначение на высокий пост или награждение будет произведено Верховным Советом СССР. Решение политбюро оставалось тайной, а в газетах печатался указ президиума Верховного Совета. Голосовали всегда единогласно. Иногда, если торопились, и президиум не собирали. Секретарь президиума прикладывал к указу факсимиле председателя.
Долгие годы председателем Центрального исполнительного комитета, затем председателем президиума Верховного Совета СССР был Михаил Иванович Калинин. Формально у него в руках была высшая государственная власть. В эпоху Большого террора Сталин санкционировал арест жены Калинина. Ее обвинили в антисоветской деятельности и связях с троцкистами и правыми и отправили в лагерь. В Свердловске в пересыльной тюрьме писательница Галина Серебрякова встретила много москвичек, осужденных как члены семьи изменника родины.
— Вы знаете, кто вон там в углу сидит на мешке с вещами и пьет кипяток? Не узнаёте? — спросила ее одна из давнишних знакомых.
Серебрякова внимательно посмотрела на высокую худую простоволосую женщину:
— Не знаю.
— Да что вы? Это же Екатерина Ивановна Калинина, жена Михаила Ивановича.
Калинин не посмел замолвить за жену словечко. Боялся, что и его посадят. Знал, что у чекистов заготовлены материалы о его мнимых связях с «правыми», которых уже расстреляли.
Сталин писал Молотову: «Что Калинин грешен, в этом не может быть никакого сомнения. Всё, что сообщено о Калинине, — сущая правда. Обо всём этом надо осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь неповадно было путаться с пройдохами».
И вождь со свойственным ему иезуитством распорядился ознакомить всесоюзного старосту с материалами госбезопасности, дабы тот понимал, на каком крючке сидит…
Став наркомом, Петр Тюркин заботился о бесплатной раздаче учебников, о формировании единых школьных программ, о подготовке самих преподавателей — десятки тысяч учителей получали высшее образование заочно. Еще в 1936 году в системе народного образования ввели персональные звания. Нарком Тюркин подписывал молодым преподавателям аттестаты о присвоении звания, например, «учитель начальной школы».