Выбрать главу

Правительство Бориса Годунова не жалело средств на борьбу с голодом. В Москве голодающим были розданы огромные суммы денег. Но деньги теряли цену день ото дня. На казенную копейку не могла более прокормиться не только семья, но даже один человек. По всему государству были разосланы чиновники для выявления хлебных запасов. Годунов приказал продавать народу зерно по умеренным ценам. Но запасы в царских житницах истощились довольно быстро. Немало хлеба, проданного по твердым ценам, попало в руки хлебных скупщиков. Чтобы пресечь хлебную спекуляцию, царь велел казнить нескольких столичных пекарей, мошенничавших на выпечке хлеба. Но это не привело к желаемой цели.

Меры правительства, может быть, и имели бы успех при кратковременном голоде. Повторный неурожай свел на нет все усилия.

Городское население было малочисленным. Но государственных запасов не хватило даже для горожан. Благотворительность не распространялась на деревню. Крестьянское население было предоставлено своей судьбе. Многие годы закрепощенные крестьяне жили надеждами на «государевы выходные лета». Своим указом о сыске беглых Борис нанес смертельный удар их надеждам. Но три года спустя он выказал гибкость, отступив от принятого курса. 28 ноября 1601 года страна узнала о восстановлении сроком на год крестьянского выхода в Юрьев день.

Не следует думать, что голод сам по себе мог привести к столь крутому социальному повороту. К осени 1601 года последствия первого неурожая не обнаружили себя в полной мере. Население еще не исчерпало старых запасов. Трехлетний голод был впереди, и никто не мог предвидеть его масштабов. Годунов боялся не голода, а социальных потрясений, давно предсказанных трезвыми наблюдателями. Каким бы ничтожным ни был царь Федор, народ верил ему. Администрация всех рангов сверху донизу правила его именем. Все ее распоряжения исходили от законного государя. Борис же не был прирожденным царем. Восстановив Юрьев день, Борис пытался одним ударом завоевать привязанность сельского населения. Его указ понятными словами объяснял крестьянам, сколь милостив к ним «великий государь», который пожаловал их и «во всем своем государстве от налога и от продажи велел крестьянам давати выход».

Боясь вызвать гнев знати, Борис сопроводил закон о восстановлении Юрьева дня множеством оговорок. Действие закона не распространялось на владения бояр, столичных дворян, князей церкви. Жившие на этих землях крестьяне оставались крепостными. Право выхода получили лишь жители мелких провинциальных имений. Речь шла не столько о выходе крестьян, сколько о свозе их уездными дворянами. Можно было ожидать, что с восстановлением Юрьева дня крестьяне хлынут на земли привилегированных землевладельцев, имевших возможность предоставлять новоприходцам большие ссуды и льготы. Правительство отвело эту угрозу, запретив богатым землевладельцам звать к себе крестьян. Что касается провинциальных дворян, то они получили право вывозить разом не более одного-двух крестьян из одного поместья. Такое распоряжение заключало в себе определенный экономический смысл.

При Борисе Годунове Россия впервые пережила общий голод в условиях закрепощения крестьян, что создало особые трудности для мелкого крестьянского производства. На протяжении века Юрьев день играл роль своего рода экономического регулятора. При неурожае крестьяне немедленно покидали помещиков, отказывавшихся помочь им, и уходили к землевладельцам, готовым ссудить их семенами и продовольствием. В условиях закрепощения небогатые поместья превращались в своего рода западню: крестьянин ни подмоги не получал, ни разрешения уйти прочь. Законы Годунова открыли двери ловушки. В то же время они мешали предприимчивым дворянам переманить к себе от соседей многих крестьян, на подмогу которым у них не было средств.

Дворяне противились любым уступкам в пользу крепостных. Их бесчинства достигли таких масштабов, что при повторном издании закона о восстановлении Юрьева дня в 1602 году власти внесли в него пункт против помещичьего самоуправства: «Сильно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им никоторых не делали, а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не вылускати, и тем от нас быти в великой опале». Все эти угрозы не могли испугать дворян, коль скоро дело касалось доходов. Без крестьян мелкого помещика ждала нищенская сума. А о каких-либо серьезных санкциях против дворянской массы, составлявшей социальную опору крепостнического государства, не могло быть и речи. Попытки облегчить положение голодающей деревни, как видно, не удались.