Величественно прошествовав через будуар, примыкавший к опочивальне, через малый и большой тронные залы, лорд-канцлер удалился в свои покои, где высыпал разъяренных гадючек в камин и только после этого перевел дух и позволил своим щекам покрыться алыми пятнами ярости. Королева ничего не заметила и ни о чем не узнала: служанки дружно сочли, что жизнь дороже. Но на следующей неделе покушению подвергся верховный лорд Дар-Пассер — начальник королевской охраны. Напали на него в самой что ни на есть оживленной части Хангафагона, во время дворцового праздненства, посвященного очередной годовщине введения дуэмного Регламента. Нападавших зарубили на месте, и, по мнению лорд-канцлера, которым он, однако, ни с кем не поделился, неизвестно, что было хуже: сам факт нападения, его вопиющая наглость и очевидная бессмысленность или то, что «зарубили на месте». Не дав ему допросить и дознаться. Четыре трупа наемных убийц на месте стычки — два с гербами дома Акила, два — вообще без гербов, но принадлежность их к не славящемуся благонадежностью семейству Спэр не вызывала сомнений. Кто их зарубил, кому объявлять благодарность за спасение жизни верховного дара Пассера, который и сам, без сомнения, с этакими асассинами разобрался бы на месте без труда и летального исхода, неизвестно. Сам Дар-Пассер, глядя лорд-канцлеру прямо в глаза, при куче свидетелей заявил, что претензий ни к кому не имеет и исходом дела полностью удовлетворен. Поделиться деталями не пожелал в резкой форме.
В общем, и с одной, и с другой стороны, присутствие лорда Хетти в Хаяросе было признано более целесообразным. Он выслушал гонца королевы прямо на поле боя, в гуще схватки, последний раз мазнул лезвием по грудной клетке какого-то несчастного, случившегося на пути лучшего мечника Аккалабата, пожал плечами. и через полсуток был в Дар-Аккала у ног королевы. Случай с верховным даром Пассера от нее скрыть не удалось, Ее Величество рвала и метала и требовала обеспечения своей безопасности. Хетти снова пожал плечами (этот жест начинал у него входить в привычку) и пошел к отцу за советом.
Сказать, что разговор между двумя Дар-Халемами — старшим и младшим — вышел жестким и непонятным, значило ничего не сказать. Отец, уставившись в одну точку отсутствующим взглядом, то и дело вороша пятерней спутавшиеся седые волосы, ничего более дельного, чем «Оглядись, поменяй людей, и пусть ни одна мышь не проскочит.» сказать не мог. Было видно, что той мыши, которая бы проскочила, он готов подарить свой маршальский жезл.
- Это не дело, отец, — возразил Хетти.
Дар-Халем старший махнул рукой, и для младшего начались дворцовые будни. Покушения на королеву и верховных даров повторялись с завидною регулярностью, заварушка в Кимназе все не кончалась, а это значило ослабленный контроль на границах, обстановка в самом Хаяросе становилась все напряженней. Меери, по мнению Хетти, все переливал из пустого в порожнее. Хотя командовал он и неплохо, надо признать, но нанести решающий удар все как-то не получалось.
Короче, в один прекраснейший день, когда ярко светило солнце и ветер с моря на время загнал болотные тени в их логова, а в боку у любимой королевской кобылы, прямо под верхним краем попоны, был обнаружен ядовитый шип, прицепленный таким образом, чтобы, садясь в седло, Ее Величество непременно его задела, Хетти Дар-Халем без стука вошел в кабинет лорд-канцлера, задумчиво созерцавшего вышеупомянутый шип, и заявил:
- Я в Умбрен. Вернусь через пять дней. Вот это (на стол к лорд-канцлеру полетели несколько убористым почерком исписанных свитков) должно быть рассмотрено и передано лорду Меери до моего возвращения. Либо он делает так, как я говорю, либо я не могу ни за что отвечать. Охадэ! Лорд Дар-Эсиль открыл было рот для отповеди, но успел заметить, что помимо текста в свитках содержались схемы и чертежи. Что значили схемы и чертежи в исполнении Дар-Халемов, он знал прекрасно. Поэтому только скроил вслед Хэтти высокомерную физиономию и, не успел тот выйти за дверь, жадно схватил свитки и погрузился в их изучение. Через два часа ему стало ясно: не заартачься королева, не затаи она зла на Хетти, Кимназ давно бы лежал у ее ног. Понятно, что и интересы семейства Кауда сыграли тут свою роль: лорд-канцлер хорошо знал, что откупная Меери, позволявшая ему отправиться в действующую армию, вместо того чтобы уйти под дуэм к несовершеннолетнему Китти, стоила Рейвену больше, чем пограничная рощица и горсть самоцветов. Сокровищница Дар-Аккала значительно потяжелела в результате сделки, и не все дары Кауда одобряли расточительность лорда Рейвена: не стоил, по их мнению, его полоумный брат, согласившийся на глазах у всего Хаяроса на оскорбительный союз с порченым Умброй, таких расходов. Тем не менее.
«Тем не менее… — задумчиво произнес лорд-канцлер, склонившись над аккуратно вычерченным планом захвата главного оплота мятежников. — Малыша Хетти взяло за живое, и это значит, что ему по крайней мере некоторое время будет не до моего Сида».
И военная кампания в Кимназе пошла по сценарию, начертанному Хэтти. Результаты в Хаяросе почувствовали сразу: покушения на королеву и высших даров прекратились. Хэтти почти автоматически пожал плечами и снова удалился в Умбрен:
- Мне там лучше думается, — сообщил он лорд-канцлеру.
Тот не возражал: чем дальше от Сида, тем лучше. Думается и все остальное.
- Хетти! — голос Койи звучал, как всегда, недовольно. Характер у нее портился на глазах. Младший лорд Дар-Халем вылил себе на голову последнюю лохань с холодной водой и разогнулся. Сестра могла злиться на него сколько угодно, но смотрела всегда с удовольствием: блестящие от воды, выступающие рельефно мускулы, безукоризненно ухоженные серые крылья, посадка головы и вся осанка излучают силу и уверенность.
- Полотенце дай.
- Сам возьми. Вот на лавке для тебя приготовлены.
- Койя, тебе, что, трудно?
Опершись руками о нагретую зенитным солнцем стену старого замка, расслаблено бросив влажные крылья на спину, Хетти краешком глаза наблюдал, как Койя, скорчив приличествующую случаю постную мину, медленно, покачивая бедрами, подплыла к стопке полотенец, выбрала какое побольше, расправила в руках, сделала несколько шагов к брату. Шшшух! Брызги от резко всплеснувших крыльев, разлетелись по всему двору. Койя, изрыгая проклятия, отскочила. Хетти хохотал от души, пока она, подпрыгивая на одной ножке, пыталась вытряхнуть воду из туфли, нарочито тщательно отжимала широкие рукава, на желтом атласе которых проступили темные пятна, теперь в результате ее стараний расползавшиеся сильнее.
- Вот окаянный! — Койя старательно делала вид, что сердится. — Нашел кого мучить! Свою маленькую сестричку!
- Ты старше, — резонно заметил Хетти.
- Ну и что? — переходы от веселья к сварливости становились у Койи с каждой неделей все более неожиданными. — Ты меня все равно не слушаешь.
- Я тебя слушаю, — Хетти задумчиво растирал полотенцем шею. — Я тебя целыми днями слушаю, и не могу сказать, что мне нравится то, что ты говоришь.
Сначала он старался пропускать мимо ушей пылкие монологи, которые обрушивала на него сестра, стоило ему переступить порог умбренского замка. Более того, быстро свыкнувшийся с мыслью, что ему суждено в ближайшие несколько лет занять пост главнокомандующего Аккалабата — независимо от своего желания и возможного сопротивления со стороны, Хетти в ужасе затыкал уши, когда Койю чересчур заносило. Ненависть к королеве лезла у нее изо всех дыр, как мрачно выразился лорд Хару, тоже слегка напуганный переменой, на глазах происходящей в жене.