И он возится. Возится, возится, пока десять раз уже не проверена перевязь и все, что на ней висит, отвороты сапог и то, что в тайных карманах и петлях за ними спрятано, десять раз защелкнуты и отщелкнуты застежки орада, волосы заплетены в такую тугую косу, что, кажется, голова сейчас треснет. Обязательно треснет — от мыслей таких. О комнате, из которой не надо улетать никуда по вечерам, комнате — в нескольких шагах, пусть даже в нескольких коридорах и этажах от Китти, собственной (почти) комнате в этом доме. «А я ведь, правда, долго не выдержу,
- думает он. — Хотя и ночую не в придорожном трактире, как полагает лорд Хару, а в небольшой пещерке в трех часах лета от стен Умбренской крепости. И колодец для меня — не освежиться после долгого полета, как они полагают, а жизненная необходимость: вымыться, чтобы не воняло. Китти такой чувствительный к запахам, особенно сейчас, во время альцедо». Вспомнив о Китти, Меери весь подбирается и решительно толкает дверь под лестницей, ведущую на кухню и в служебные помещения первого этажа. Если он не перехватит по дороге к малышу кусок хлеба, то брякнется в голодный обморок прямо у того в спальне.
До спальни, впрочем, Меери добраться не успевает. В кухне, где он уворовывает здоровенный кусок хлеба с мясом на глазах у бессловесных итано, возникает разъяренная женская фигура с темными глазами, мечущими еще не молнии, но кинжалы.
- Это мое мясо, лорд Меери, — ядовитым голосом сообщает она. — И моя булка. Не смей ее воровать.
- Койя, малышка, я хочу есть.
- Не смей называть меня «малышкой»! Что за армейские привычки!
- Твой отец — главнокомандующий нашей армией.
- Это тебя не оправдывает, деточка.
Койю очень трудно отвлечь от сути вопроса. И, когда разъяряется, она может быть очень, очень противной. Такой же, как жена его брата, Элла, когда расстраивается. Хорошо еще, что Элла расстраивается всегда, а Койя разъяряется достаточно редко. Но сегодня кто-то, видно, хорошо постарался.
- Сядь. А вы — брысь все отсюда, — Койя одинаковым жестом машет ему и итано. Очень лестно.
- Койюшка, ну что я сделал? Отчего ты такая грозная? — не переставая запихивать хлеб за щеку, Меери пробует иную тактику.
- Не подлизывайся.
Койя сердито прищуривается, мгновенно выхватывает откуда-то из юбочных складок кинжал — фьюить! И он вонзается в толстого паука, который решил высунуться из-за печки, чтобы проверить, отчего среди бела дня в кухне затих стук столовых ножей и топот ботинок прислуги- итано.
- Злая.
Меери едва успевает увернуться от следующего пущенного рукой Койи металлического предмета и, уже увернувшись, вдруг соображает, что это ключи — два тяжелых ключа, короткий и длинный, на медном колечке. Он тянется за ними, но не успевает: связка плюхается за деревянный жбан, накрытый крышкой, которая придавлена огромным булыжником.
- Ну знаешь, — возмущается Койя. — Теперь сам двигай. Это крайняя из гостевых комнат. В сторожевой. Китти запрещено туда заходить. Но. запирайся, пожалуйста, на ночь.
Меери первый раз в жизни хочется плакать, но он знает, что этого ему не простят. Поэтому просто коротко кивает и лезет за жбан, в какую-то сажу и паутину за ключами от своей комнаты.
02 мая 1503 мул се умл ^.ришесп&иА Ёуёуёён-
- Элла, какие они хорошие!
Койя разглядывает племянников с восхищением. Младший еще еле ходит, но старший вполне сносно держится на ногах и даже упорно шевелит крылышками, пытаясь подняться в воздух. Мамины окрики «Некко, тебе еще рано!» его не смущают.
- А ты сама не собираешься завести что-то подобное?
Элла довольна, что связи Койи с лорд-канцлером пришел конец, как только Сола решила стать наконец приличной женой и матерью. Койя старается сестру не расстраивать, та и так любит поплакать, и не рассказывает что к чему. Элла вообще живет в блаженном неведении. Никакие уговоры Койи не смогли заставить лорда Рейвена хоть намекнуть жене, каким образом их дети будут устраивать себе личную жизнь. «И тебя я прошу, Койя, не надо ее об этом оповещать. Пусть думает, что они как все, ладно?»
Ладно. А Некко действительно прелесть. Койя, контрабандой протащив в детскую пару малышовых клинков, радужно улыбаясь, вручила их Некко при первом знакомстве. При сем присутствовали леди Элла, которая тут же жалобно заквохтала и попыталась оружие отобрать, и лорд Рейвен, моментально оценивший качество стали и приспособленность рукояток под детские пальчики.
- Отличный выбор! Некко, тетя Койя еще тебя не видела, но уже любит, — безапелляционно заявил он, отводя руку жены. Некко и сам не собирался кинжальчики отдавать, возмущенно пялился на мать исподлобья и сделал попытку спрятаться Койе под юбку, за что был награжден громовым смехом отца и несчастным выражением на лице матери.
Теперь Некко непрестанно крутился около Койи. Показав ему пару приемов, с помощью которых он приятно удивил на первой тренировке назначенного для его обучения троюродного дядю, тетушка окончательно превратилась в его кумира, и одного обещания взять мальчугана в Умбрен погостить на недельку-другую при условии хорошего поведения хватило, чтобы поведение старшего сына дома Кауда стало сильно напоминать идеальное.
Элла, конечно же, была против, а кто у нее спрашивал? Лорд Рейвен жену обожал, но… в первый раз за всю историю дома Кауда кровь их смешалась с кровью Халемов, и этот шанс нужно было использовать. Сравнивая свое внутреннее время с тем временным потоком, который клубился внутри маленького Некко и которым тот еще совсем не умел пользоваться, лорд Рейвен видел, что сравнение в пользу сына. Через десять-пятнадцать лет, если все пойдет хорошо (а почему бы всему не пойти хорошо?), Некко будет сильнее Меери. Но в понятие "пойдет хорошо" входили не просто постоянные тренировки с опытным мастером клинка, не просто поединки с сильным противником. Нужна была рука Дар-Халема, чтобы раскрыть способности Некко на всю катушку. Хетти этим заниматься не будет. У него нет времени, да и, похоже, желания. Он ни разу не навестил Эллу, и племянниками не интересовался. Оставалась Койя. Она быстро догадалась, почему является столь желанной гостьей у своего зятя, тогда как другие замки закрыли двери перед "бунтовщицей", открыто выражавшей свое недовольство уже не только тем, что с ней сделали, но королевской властью вообще.
Рейвену было наплевать на пересуды и предупреждения. Он был реалистом, и знал, что Койя рано или поздно нарвется. Нужно было успеть взять у нее как можно больше, пока карающая рука королевы не схватила нахалку за шиворот. За себя он не опасался. Богатство и независимость рода Кауда охраняли его лучше крепостных стен.
Отношения с Койей напоминали торговлю. "Скоро ты займешься и Кречем тоже?" — спросил лорд Рейвен, когда посчитал, что крошечные клинки могут перейти от старшего сына к младшему. "Некко следует чаще бывать у меня в Умбрене, — отвечала Койя. — Там я чувствую себя свободнее". "Хорошо, — соглашался он. — Но сегодня ты взглянешь на Креча".
Ладно. Креч тоже милый. Его можно потренировать, раз Рейвен настаивает. Но мне… мне нужен Некко.
- Койя, ты вовсе не отдыхаешь! — поняв бесполезность попыток оградить детей (даров Аккалабата!) от фехтовальных занятий, Элла нашла себя в новой заботе: ее сестра, вынужденная жить в суровом умбренском климате, приезжает в гостеприимный и теплый дариат Кауда, чтобы отдыхать. "А не чтоб ты ее мучил!" — заявила она мужу. Рейвен серьезно посмотрел на нее: "Да ведь твоей сестре это нравится!"
Элла решила зайти с другой стороны:
- Койя, где у себя ты увидишь такое солнышко, даже летом? Мой злодей-муж запирает тебя в тренировочной комнате, а ты даже не сопротивляешься. Пойди погуляй. Или хоть поспи на открытом воздухе. К озеру вынесут ковер и подушки. Мне страшно смотреть, как ты себя истязаешь этим железом.