Мирон впервые на комсомольском собрании воинской части. Он испытывал такое чувство, словно все происходит на передовой и сейчас в длинном заброшенном бараке решается важная задача в его жизни: жить или умереть, победить или потерпеть поражение. И как решат комсомольцы, так оно и будет.
Докладчик - заместитель командира эскадрона по политчасти капитан Валов, черноглазый, рослый, красивый, - говорил громко и убежденно.
- На нашу долю, товарищи комсомольцы, выпала великая историческая миссия освобождения порабощенных японским империализмом народов Азии. Вы, и только вы, советские воины, принесете Родине еще одну победу ради вечного мира! Мужеством, дисциплинированностью, благородством своим вы должны показать лицо советского воина. И вместе с этим, - говорил он, - не забывайте, что враг коварен. Он отравляет продукты питания, воду, минирует дороги, мосты, жилье, и есть данные, что японцы имеют на вооружении бактериологическое оружие.
- Душегубы! - послышался голос Ивана Зайцева. - Нет им пощады!
Валов поднял руку и продолжал:
- Японское командование, ошеломленное внезапными ударами советских войск и авиации, отводит свои части в глубокий тыл. Наша задача: вырваться вперед и разведать маршрут движения войск... Впереди лесные чащи, болота, реки, бездорожье... И конечно, озлобленный противник... Все это нужно преодолеть!
Затем выступали комсомольцы. Они заверили, что выполнят приказ командования с честью. Будут громить самураев, как громили фашистов. Слова воинов были поистине клятвой.
Поднялся со скамейки широкогрудый, утянутый ремнями майор Лунь. Лоб округлый, брови дугой, глаза большие, волосы светлые и, словно небрежно завитые, спадают на лоб. Говорил он властно, делая небольшие паузы после каждой фразы. Его выступление было сдержанным и кратким. Ни одного лишнего слова. Как приказ.
- Наш эскадрон называется отдельным и особым. И задача наша особая: пробираться сквозь тайгу, между сопок по заболоченным местам, переправляться вплавь через реки, преодолевать ночью степные районы. Я уверен, что мы пройдем всюду. И вы, комсомольцы, моя опора.
Мирон посмотрел на Женю. Она была похожа на отца. Такие же большие голубые глаза, только кудри светлее и личико маленькое. Почему она грустная? Не девичье Дело - боевые походы.
Дождь лил не переставая. Раскаты грома сотрясали старый барак, и жалобно дребезжали уцелевшие стекла в почерневших от сырости рамах.
Решение приняли короткое: "Всем комсомольцам в бою быть впереди! Для выполнения приказа не щадить своей жизни!"
После собрания Мирон побежал к Звездочке. Снял мокрую попону и укрыл лошадь шинелью.
- Я тоже за шинелью сбегаю, - сказала Женя.
Пока Мирон подвязывал к голове Звездочки торбу с овсом, Женя возвратилась.
- Любишь ты, Мирон, свою Звездочку! - сказала она, смахивая ладонью воду со спины лошади. - Молодец, так и надо.
В разговоре с Мироном Женя держала себя грубовато, чтобы Мирон не подумал, что она неженка. Но это лихачество совсем не шло ей. Она хороша была своей нежностью и прямотой. А лошадей она любила так же, как и Мирон, и, рассказывая о своей Лизутке, отмечала в лошади какие-то необыкновенные, почти человеческие качества. Получалось, что ее лошадь все понимает, все умеет, только сказать не может.
- Минуты не может без меня. Услышит мой голос и зовет меня - ржет. Скажу ей: "Негодная! Плохая!" - она кусается. Не больно, конечно.
О себе Женя после разговора в вагоне ничего Мирону не рассказывала. И вообще не любила, когда ее жалели или говорили, что она слабая и воевать не ее дело...
Когда подходили к палатке, Женя поймала руку Мирона.
- Прошу тебя, забудь, что я девчонка. На фронте я боец и не хочу никакой жалости.
Мирон сжал крепко ее руку.
- Как хочешь. Я и не собирался жалеть тебя. Тебе не плохо. Ты с отцом...
Дождь лил всю ночь. В долине между сопок, где еще вчера косили сочную траву, бежала мутная широкая полоса воды. Лес стоял в тумане. Реки вышли из берегов, и вода залила поймы.
Погода для броска кавалерии самая неподходящая. Но изменить ход военных событий было уже невозможно. Вслед за первым эшелоном армии, когда передовые отряды углубились так далеко, что едва слышались раскаты артиллерии, границу пересек особый отдельный эскадрон и по тропам лесистых склонов горы Тигровой стал продвигаться в глубь Маньчжурии, опередив пехоту.
Войска 1-го Дальневосточного фронта, сокрушив врага в приграничной зоне, успешно шли с боями вперед. Шли сквозь тайгу и заросли, по сплошным болотам, через реки...
Как только небо очистилось от облаков, с аэродромов поднялись самолеты 9-й армии генерала И. М. Соколова. Они летели над лесом невысоко и едва скрылись, как донесся грохот бомбовых разрывов.
Все неудержимо движется вперед. Сплошной поток - солдаты, пушки, машины... Но Мирону казалось, что из всех войск фронта самая главная воинская часть - особый кавалерийский эскадрон.
Пробиваясь сквозь лесные чащи по каменистым склонам сопок, а еще через два дня - по топким торфяным болотам, преодолевая вплавь реки, эскадрон проник в глубокий тыл противника.
Командир радировал штабу армии о разведанных в лесах и на сопках укреплениях противника, о направлениях отхода и количестве вражеских войск, о возможных обходных путях, по которым можно зайти для удара по врагу с тыла или фланга.
Вышли к огромному лесному массиву. Деревья стояли сплошной непроходимой стеной. Растопыренные сучья не пропускали даже людей. Под ногами - гнилой валежник.
Стрелковые части, следовавшие за разведэскадроном, получили приказ: прорубить дорогу для боевой техники. Появились пилы, топоры. С треском и гулким ударом валились великаны деревья. Всюду слышно дружное: "Раз-два, взяли! Раз-два, взяли!" Солдаты вместе с подоспевшими саперами растаскивали в сторону бревна и сучья, расчищали путь машинам и тягачам с орудиями...
А дальше сопки, сопки и под ногами камни. Кавалеристы ушли далеко вперед, оторвались от главных сил армии. Маленькую, но быструю речушку, держась за гриву лошади, вслед за командиром переплыла Женя Лунь. Мирон, окунувшись в воду, ощутил родниковый холод. Переправившись, он вылил из сапог воду, растер Звездочку жгутом из травы.