К 10 часам 25 августа военно-морская база Отомари была полностью занята советскими частями. 3400 японских солдат и офицеров сложили оружие.
...В конце августа части Камчатского оборонительного района и Петропавловской военно-морской базы и морская пехота Тихоокеанского флота в основном очистили от японских захватчиков Курильские острова. Но тяжелые, кровопролитные бои за отдельные острова Курильской гряды продолжались до 1 сентября.
Десантной роте Яценко пришлось вести бой за остров Кунашир, расположенный всего лишь в пятидесяти километрах на северо-востоке от японского острова Хоккайдо. Кунашир обороняли усиленные артиллерией полки японской пехотной дивизии.
Яценко после взятия военно-морской базы противника Отомари получил воинское звание лейтенанта.
Построив роту, лейтенант Яценко, едва справившись с волнением, зачитал приказ:
- "За мужество, проявленное в боях с врагом, Вячеслав Николаевич Котин награжден орденом Красного Знамени посмертно..."
Японские войска на острове Кунашир сопротивлялись не долго. Гарнизон капитулировал.
Рота Яценко разоружала большую группу вражеских войск. Матросы держали оружие наготове и наблюдали, как вяло складывали в кучу винтовки японские солдаты.
Яценко стоял возле орудия и рассматривал затвор, потом нагнулся под лафет и почувствовал вдруг жгучую боль под левой лопаткой. Он выпрямился и увидел у станины пушки японского офицера. Подбежавший Борис Чуркин ловким ударом выбил нож из руки японца и удержал своего командира, не дал ему упасть.
- Санитара сюда! Срочно! - крикнул Борис, бережно поддерживая раненого.
Но ни санитар, ни врач уже не могли спасти Яценко. Смертельно раненный ножом в сердце, он скончался на руках Бориса. Умирая, успел сказать:
- В кармане письмо жене... Не посылай...
В том письме лейтенант Яценко сообщал жене, что война закончилась победой и скоро он приедет домой...
На войне смерть шагает рядом с солдатом и никто не знает, когда она унесет человеческую жизнь. И если все же погибнет воин в боях за Родину, имя его навечно останется в памяти живущих.
НА РАССВЕТЕ
На стене отщелкивали время старинные ходики. В углу за печкой стрекотал сверчок. С незапамятных времен эти привычные ночные звуки наполняли дом лесника. Бывало, уставший за день, ляжет дед Василий на постель, прислушается к сверчку и ходикам и заснет крепким сном. А в шесть утра зимой, когда на дворе еще темно, он на ногах. Нужно печку истопить, скотину покормить и себе еду приготовить.
С отъездом Мирона прицепилась бессонница. В окно уже пробивался слабый свет зари, а дед Василий никак не мог уйти от тревожных мыслей. Вся радость и надежда - внук Мирон. Нет у Василия Федоровича никого из родных и близких. Все внимание, заботу и любовь отдавал внуку.
Дед Василий понимал, что фронт есть фронт. Война уносит жизни многих людей. Но как пережить одинокому старому человеку, если что-нибудь случится с Мироном?
Жену похоронил, сноха и сын погибли. Если не станет Мирона, на том и остановится род Ефимовых.
Но тут же дед вспоминал и свои молодые годы, когда, на год моложе Мирона, ушел из дома в Саратов, нанялся помогать грузчикам в порту. Кого он тогда спросился? Сам решил...
За окном послышались торопливые шаги. Кто-то подбежал и залез на завальню, постучал легонько в стекло.
- Кто там? - спросил лесник. Екнуло сердце. Неужели Мирон?
- Скажите, здесь живет Василий Федорович Ефимов? - отозвался девичий голос. - Я медицинская сестра.
Дед Василий вскочил с постели. "Вот и беда..." - подумал он.
- Я Ефимов, а что? - отозвался он настороженно.
- Вас просят срочно в вагон санитарного поезда... - сказала девушка. - В третий вагон. Там вас ждут.
Лесник раскрыл окно, увидал уходившую по тропинке под уклон девушку в военном, и в груди словно камень застрял. Хотел подойти к своей койке, чтобы одежду взять, а сил нет, ноги одеревенели. Кое-как дотянулся до ведра с водой, плеснул в лицо пригоршней, смочил грудь.
"Кто же там? - подумал про себя. - Если Мирон, то, выходит, тяжело ранен, если сам не пришел..."
Леснику Ефимову только казалось, что он едва переставляет ноги. К третьему вагону прибежал чуть ли не вместе с девушкой.
- Дедушка, заходите в вагон, - сказала она, - только тихонько. Вас просит один солдат.
- Это мой внук... Спасибо тебе, дочка... Что с ним?
- Не волнуйтесь, дедушка. Он уговорил меня позвать вас. Зайцев.
- Постой! Кто такой? Зайцева не знаю... - Лесник оторопел. - Может, Слава? Так он Котин...
- Вот здесь, только недолго, - предупредила девушка. - Зайцев, к тебе пришли!
- Спасибо, сестричка.
На нижней полке лежал круглолицый, стриженный наголо, курносый паренек. Грудь забинтована. До пояса укрыт грубошерстным одеялом.
- Не томи, сынок, говори, что там с Мироном? - спросил старик, предполагая, что солдат собирается сообщить ему о внуке. - Сразу-то легче, говори...
- Жив. Приходил со мной проститься. Такие, как он, не должны погибать, - ответил раненый.
Зайцев запустил руку под подушку, достал сверток, перевязанный бинтом. Заговорил тихо:
- Вот что, дедуля, возьмите себе. Это корень жизни. Женьшень называется. Мы с Мироном нашли. Берите... Очень помогает от всех болезней.
- Знаю, сынок, спасибо. Я сам не находил, а мой знакомый, специалист по лекарствам, давал мне, но я в госпиталь отнес. Только напрасно ты отдаешь, берег бы. Или раненым...
- Вам, дедушка, самый раз: здоровья прибавит, силы даст. - Солдат улыбнулся. - Мне рассказывал о вас Мирон, приглашал в гости после войны... Эх, какой у вас внук! Я за такого в огонь пойду. Приедет, скажите ему про меня.
- Ну, а что Мирон наказал передать мне?
- Э, - махнул рукой Зайцев, - меня-то в бою японец насквозь прострелил, я лежал и бредил. Мирон прискакал в лазарет, а тут и расставаться надо.
- Пора, посетитель, - послышался голос за дверью.
- Ну, спасибо, сынок, - сказал лесник и дотронулся рукой до горячего лба Ивана. - Выздоравливай и приезжай.
- Спасибо, дедуля, - оживился Зайцев. - Жив буду, приеду.
- Адресок-то есть у вас? - спросил Василий Федорович. - Медку, орешков пришлю...