Затем вооружившись очками, она всмотрелась в бумажку и сообщила, что это совсем недалеко и проехать туда можно или на метро или автобусом номер шесть.
Мы не будем говорить о тех сложных и по-своему глубоких чувствах, которые Порфирий Иванович испытывал, когда оказался в мраморном подземном дворце станции метро Охотный ряд. Взятая на себя обязанность быть беспристрастным экспертом его оставила. Он был восхищен и даже несколько растроган.
Ему даже показалось, что и безликие строки адреса приведут его к великолепному зданию. Однако дом, в котором проживал его друг, оказался самым обычным, даже несколько казенным на вид.
Но, конечно, не это волновало Храпчука…
И все же ему мерещилось, что, когда распахнется дверь в квартиру Антона Сенченко, он снова увидит голубые просторы родной Малороссии, заросшие ивняком и черемухой берега тихого Пела и услышит разбойничий посвист коновода Антошки, сзывавшего свою команду в набег на вишневые сады Засумки…
Сидевшая в вестибюле лифтерша вопросительно взглянула на вошедшего.
— Вам к кому?
— Сенченко! — волнуясь, только и выговорил священник.
— К Василию Антоновичу?
— Да нет, какому… Василию? — удивился Храпчук. — К Антону! К Антону Матвеевичу! — поправился он.
— А… к их папаше!.. Так они вместе живут… Шестой этаж, квартира семнадцать.
Когда Храпчук позвонил в дверь квартиры семнадцать, ему открыла маленькая женщина с седыми волосами. Остановившись на пороге, она всматривалась в гостя.
— Антон Матвеевич дома? — с трудом произнес Порфирий Иванович.
— Антон Матвеевич? Он как раз сегодня выходной. Та вы проходьте, пожалуйста, — с мягкой улыбкой сказала хозяйка.
Пройдя просторную переднюю, Порфирий Иванович очутился в комнате. Она не гармонировала с современным стилем большого каменного дома, в котором жил друг его детских лет. Преподобный Порфирий увидел комнату вроде той, в которой протекало его детство: здесь были и сшитый из лоскутков коврик над покрытым белым чехольчиком диваном, и расшитые петушками рушники, и алые цветочки гераньки на подоконнике.
Но, тем не менее, стоящий на видном месте поблескивавший лаком радиоприемник сразу же вводил в современность.
— Та вы кто такие будете? — с певучей интонацией, так много напомнившей Порфирию Ивановичу, спросила женщина.
— А я… да долго рассказывать, — задумчиво ответил он. — А вы, верно, жинка Антоши будете? Звиняйте, як вас величают?
— Та вы не из наших краев? — и седая женщина улыбнулась совсем молодо. — Марьей Кузьминишной колысь величали… Та вы сидайте, в ногах правды нет, — пододвигая кресло под безукоризненно белым чехлом, сказала она. — А там и мой Матвеич подойдет.
— Спасибо.
Размышляя о том, возможно ли достаточно сложную жизнь втиснуть в короткие и понятные фразы, преподобный Храпчук устало опустился в кресло.
Да и действительно нелегко в двух — трех словах рассказать о том, как он — друг детских лет ее «Матвеича» — попал за тысячи километров от уездного городишка Сумы…
Это было 45 лет тому назад. В семье священника Храпчука произошло неожиданное событие. С далекой чужбины пришло письмо. Земляки, которых безработица и безземелье погнали искать счастье вдали от родины, приглашали отца Иоанна возглавлять приход. Батюшка соблазнился. Продав за бесценок дом и фруктовый садик с памятным Порфирию «белым наливом», отец Иоанн оставил насиженное гнездо и вместе с женой и четырнадцатилетним сыном отправился в далекий путь.
Порфишку, конечно, прельщала перспектива увидеть водные просторы с акулами, коралловыми рифами, а возможно, и китами. Но когда пришла пора расставаться с заветным садиком и кустами акаций — а из них получались такие замечательные пищики! — с косогором, под которым пролегал подземный ход, еще в шведскую войну прорытый Петром Первым, — тоска сжала его сердце. Но самым большим его горем была разлука с Тошкой, сыном соседа Сенченко — мастерового — человека «на все руки».
Как клялись парнишки в ночь накануне отъезда помнить друг о друге вечно! Клятва была скреплена позеленевшей от времени медной монетой из подземного хода. Эта старинная монета со стертым двуглавым орлом проделала немалый путь вместе с Порфишкой.
Некоторое время клятва соблюдалась строго. Шла бурная переписка. Каждый рассказывал о своей жизни. Антона отдали в слесарную мастерскую. Порфирий окончил духовную школу, пошел по стопам отца и стал священником.