Снова наступила длительная пауза. Сенченко, как это бывало с ним в детстве в страшном сне, почувствовал, что он словно парализован, он рвется на волю, под солнечный свет, к живым добрым людям, но онемели ноги, не двигаются руки…
— Но все-таки я не служебная машина, — снова услышал он голос Власовского. — Я хочу быть человечным. Поверьте, я сам рискую многим… Но я делаю это во имя ваших прежних заслуг. У вас остались некоторые дела, и я даю вам возможность их завершить в течение суток, от силы — двух. Больше я оттянуть не смогу… Устройте вашу мать — ведь ей предстоит остаться одной… А сейчас идите, — повелительно сказал Власовский. — И помните, что я делаю это, нарушая свой служебный долг.
Почти машинально взял Василий Антонович подписанный Власовским пропуск.
Он шел вечерними московскими улицами и невольно, как бы прощаясь, старался запомнить каждый дом, каждое деревцо.
Вот он проходит Ильинским сквером, мимо знакомого серого здания. Как всегда, алый стяг реет над ним…
Сколько раз с сердцем, полным надежд, входил он в массивные двери этого строгого здания на Старой площади!
Сколько раз здесь, в Центральном Комитете партии, он отстаивал правоту своих научных достижений! И все правдивое, живое неизменно встречало здесь поддержку и признание.
А ведь бывало, что так называемые факты тоже говорили против него. Но он не сдавался, а бесстрашно вступал в борьбу с подчас более сильным противником.
Возможно, это было у него в крови еще с детства. Весь в синяках, исцарапанный, он вновь и вновь поднимался с земли, чтобы дать сдачи самым прославленным драчунам их улички. Недаром мать вздыхала: «Надо бы говорить не Ванька-Встанька, а Васька-Встанька…»
Но тогда он отстаивал только себя, свою маленькую человеческую личность.
А теперь он обязан бороться за самое для него большое и священное: за право называть себя коммунистом.
Глава семнадцатая
«Яблоко созрело»
Когда, запыхавшись, Василий Антонович пришел домой, первым, кого он встретил, был отец. И это было кстати.
Но отец по-своему растолковал вопросительный взгляд сына:
— Матери нет… С Людой к Минаковой пошла.
Василий посмотрел на лицо старика. И верно! Как неузнаваемо оно изменилось за эти недели.
— Отец, я все знаю, — сказал он просто. — Неужели это правда? Как это могло случиться?
И, оставив комнату стариков, — оба опасались, что неожиданно может вернуться Мария Кузьминична, — они прошли в кабинет Василия.
Антон Матвеевич начал скорбную исповедь. Он рассказал о страшном вечере, когда человек в синем плаще прочитал ему клеветническую статью о посещении Храпчуком их дома, и о том, как хотел кинуться к ближайшему милиционеру, чтобы задержать шантажиста, но мысль, что так он погубит Василия, остановила его… А потом ему стало казаться, что уже трудно объяснить свое промедление…
Как теперь он раскаивается в своем малодушии!
Резкий телефонный звонок заставил вздрогнуть сына и отца, нервы которых были так напряжены.
Василий Антонович торопливо взял трубку.
— Что?.. Работает, в порядке… — И, опустив трубку на место, пояснил отцу. — Пустое, с телефонной станции… проверка.
И Антон Матвеевич продолжал свой рассказ о том, как «Николай Петрович» снова пришел к нему и на этот раз сообщил более страшное — про фотографии кабинета Василия, на которых можно рассмотреть какие-то данные о его научной работе…
— Секретные данные! — с искренним изумлением воскликнул Василий Антонович. — Здесь, у меня?
Он осмотрел свой кабинет и задержался взглядом на письменном столе, где лежали свежие номера газет и журналов.
— Неужели ты думаешь, что я позволил бы себе принести домой хоть что-нибудь мало-мальски секретное?! Как ты мог поверить такой чепухе!
— А самое главное, что он сказал, — не решаясь нанести сыну смертельный удар, старик поколебался, — что она… что Мила…
— И это я знаю, — медленно проговорил Василий Антонович.
Помолчали.
— Своими глазами видел ее показания… И подпись ее, собственноручная, — наконец, через силу добавил он.
— Подумать… в честную семью к Сенченкам заползло такое, — со стоном произнес старик. — Эх, добраться бы до них!..
— Звонок, — прислушиваясь, сказал Василий Антонович и неохотно пошел в переднюю.
Через минуту он возвратился в кабинет с человеком в форменной фуражке работника связи и в синем комбинезоне.
— Я же ответил, что все в порядке, — раздраженно говорил Василий Антонович. — Впрочем, если хотите, посмотрите, — указал он на телефонный аппарат.