— Да, но я многого не знал… Новы© факты, товарищ генерал, пролили свет… Я даже рад. — Власовский довольно бессвязно повторял эти слова, в то время как его изворотливый мозг уже выискивал новую лазейку. И внезапно лучом спасения у него мелькнула счастливая мысль. Ведь можно совсем иначе, чем он предполагал, использовать свой «козырный туз» — связь с большим начальством! — На меня нажимали свыше, требовали… Я только орудие…
— Ах, вот как! На вас «нажимали»! — брезгливо повторил Важенцев. — Допустим. Но в таком случае, извольте нам объяснить ваше дальнейшее поведение. Как могли вы, зная весь состав «преступления» Сенченко, отпустить его, заявив: «Я нарушаю свой служебный долг, но идите…»? Так было сказано вам, товарищ Сенченко?
— Да, примерно этими словами, — подтвердил Василий Антонович.
— Это клевета, я не понимаю!.. — воскликнул Власовский.
— Зато я отлично понимаю, — перебил генерал. — Вы рассчитывали на то, что ваш шантаж заставит Сенченко пойти на измену. Вот вы и дали ему возможность осуществить бегство в лагерь наших врагов. Но ни вы, ни те, кто вами командовал, не учли, что такое советский человек. Вы не поняли, что нет той силы, которая поколебала бы его веру в правду советского строя, в силу советского правосудия. И нам остается сказать Василию Антоновичу, — обратился генерал к Сенченко, — что он вел себя, как настоящий чекист.
— Что вы, товарищ генерал, — смутился Сенченко.
— Не скромничайте, Василий Антонович. Рискуя жизнью, вы помогли нам до конца пройти по следам врага. А там мы кое-что нашли. Зато вы, Власовский, преследуя честных советских людей, не замечали настоящих матерых шпионов.
— Товарищ генерал!.. — отчаянно воскликнул Власовский.
— Товарищ?.. — с нескрываемой гадливостью повторил генерал. — Своего товарища вы сейчас увидите.
В кабинет был введен Франц Каурт.
Нельзя сказать, чтобы за эти два дня его внешний облик сильно изменился. Он не осунулся, не похудел, был прилично одет, чисто выбрит. Но за этим внешним благообразием опытный взгляд мог уловить мертвенное, неизлечимое равнодушие.
— Позвольте! — с облегчением взглянул Власовский на незнакомое лицо. — Этого гражданина я вижу впервые! «Нет, и это еще не „апельсинная корка“!» — мелькнуло у него. Каурта Власовский действительно видел впервые. — Я не имею к нему ровно никакого отношения.
— Зато он имеет прямое отношение и к вам, и к методам вашей работы.
— К методам моей работы? — на этот раз совершенно искренне изумился Власовский.
— Да, именно так! — твердо сказал генерал. — Потому что сеять недоверие и страх, втаптывать в грязь честных людей — это все на пользу нашим врагам… А теперь полюбуйтесь на фотографию, найденную у этого шпиона. Она, пожалуй, посущественнее снимков рабочего кабинета профессора Сенченко.
Генерал протянул Власовскому снимок группы сотрудников иностранной миссии Красного Креста в Сибири. На снимке крестиком был отмечен молодой человек с подкрученными усиками в шинели устаревшего образца.
При первом же взгляде на фотографию Власовский понял, что это и есть та самая «амба», которую дядя Мока ему в свое время напророчил… Так вот, значит, почему на его вчерашний телефонный звонок в скуппункт незнакомый голос ответил, что Максим Леонидович уехал и даже не оставил адреса! Крыса во-время удрала с тонущего корабля…
А тем временем бесстрастно, словно издалека звучал голос Каурта. По требованию генерала шпион повторил свои показания, уже ранее данные Сумцову. Он излагал историю связи Гонского с иностранной разведкой.
— Вот каков ваш родственник, — подытожил генерал.
— Какой позор! Как он мог! — воскликнул Власовский. — Но я был тогда ребенком, я не знал…
— Вы, очевидно, многого не знали, Власовский, — сурово остановил его подполковник Сумцов. — Даже того, что ваш отец не герой-партизан, а самый обыкновенный спекулянт-уголовник. Да и сам вы не рабочий-кадровик, как вы пишете во всех анкетах, а скрывший свое происхождение зарвавшийся карьерист…
— И подумать только, что ради карьеры вы губили честных советских людей, — не выдержал и Василий Антонович. Гнев и боль звучали в его голосе.
— Из всех ваших преступлений, Власовский, это самое гнусное, — поддержал генерал. — Сейчас вы из трусости пытаетесь спрятаться за спину высокого начальства. Скажите лучше, что страх за свою шкуру, что ваша полнейшая безыдейность, карьеризм — вот что оказалось той «дырой», в которую врагу удалось пролезть!