— Как он выглядел перед смертью? Расскажите мне о нем, прошу вас. Видите ли, я не видела его… — Умоляющая интонация в голосе исчезла, и она уже более решительно спросила: — Вы можете описать его мне?
— Понятно. Ну что ж, я попытаюсь. Он был небольшого, очень небольшого роста — вот почти и все. Лицо его смуглое, загорелое. Он был лысым, это вы знаете, но в фуражке и на мостике он казался моложе, чем…
— Лысый? — Она была поражена.
— О, немного седых волос у него все же было, — неловко оправдывался Петч. — Вы должны понять, мисс Таггард, он же не молодой человек и долгое время плавал в тропиках.
— Он же был блондином, — произнесла она почти с отчаянием. — У него были пышные светлые волосы. — Она протянула Петчу фотографию пятилетней давности. — А вы изображаете его стариком.
— Вы же просили меня описать его.
— Я не могу этому поверить, — ее голос срывался. Она снова взглянула на Петча, подняв к нему бледное лицо. — Но вы мне сказали не все.
— Уверяю вас, все, — с несчастным видом пробормотал Петч.
— Нет, не все. Я знаю, что не все, — ее голос звучал почти истерично. — Почему он не написал мне из Адена? Он всегда писал мне… из каждого порта… он написал бы мне, даже умирая, даже если бы судно шло ко дну. Он не потерял ни одного судна в жизни!
Петч смотрел на нее, и лицо его приобретало жесткое и сердитое выражение. Затем он внезапно обернулся в мою сторону.
— Мне надо идти, — он повернулся на каблуках и быстро вышел из каюты, даже не взглянув на девушку.
Она оглянулась на закрывшуюся дверь, и глаза ее наполнились слезами. Внезапно она бросилась в кресло, плечи ее сотрясали рыдания.
— Пять лет — очень большой срок, — сказал я мягко. — Он рассказал вам только то, что знал.
— Это не так, — произнесла она сквозь слезы. — Все время, пока он был здесь, я чувствовала, что… — Она вынула носовой платок и вытерла слезы. — Извините меня, — прошептала она. — Это глупо с моей стороны. Последний раз я видела отца еще школьницей. Мое впечатление о нем, вероятно, немного романтическое.
Я положил ей на плечо руку.
— Лучше помните его таким, каким видели его в последний раз, — сказал я.
Она молча кивнула.
— Вам налить чаю?
— Нет, благодарю вас, — она поднялась с кресла. — Я должна идти.
Она протянула руку на прощанье и ушла.
Потом снова появился капитан Фрэзер.
— Итак, — спросил он, — что же произошло? Вы не знаете? — В его глазах сквозило плохо скрываемое любопытство. — Команда говорит, что он приказал им покинуть судно.
Он ждал, что я отвечу, но, когда я ничего не сказал, он добавил:
— Причем не кто-то один, а все они это утверждают.
Я вспомнил, как Петч мне однажды сказал: «Они сговорились… потому что хотят спасти свои шкуры». Кто же все-таки прав? Петч или команда?..
…Еще раз я увидел Петча уже перед моим отъездом на Гернсей. Это было в Паймполе, в двадцати или тридцати милях к западу от Сен-Мало, в небольшом оффисе в порту. Когда полицейская машина везла меня в Сен-Мало, я заметил Петча в окне оффиса, правда, одно только лицо, белое, как у привидения. Он, словно узник, смотрел из окна на морской простор.
— Сюда, мосье, прошу вас.
В приемной я увидел около десятка человек, безразличных ко всему окружающему, апатичных, молчаливых. Инстинктивно я почувствовал, что эти люди — бывший экипаж «Мэри Диар». Их одежда, явно с чужого плеча, так и кричала, что ее нынешние владельцы потерпели кораблекрушение. Они жались друг к другу, как стадо перепуганных овец. Часть их можно было принять за англичан, другие же, с обожженными солнцем лицами, могли сойти за кого угодно. Один из них держался особняком. С бычьей шеей и бычьей головой, он возвышался, как огромная неотесанная глыба. Он стоял на своих широко расставленных ногах прочно, словно монумент на пьедестале. Его огромные мясистые руки засунуты в карманы брюк, стянутых широким морским поясом, покрытым белыми пятнами соли, и с позеленевшей медной пряжкой.
Когда я вошел, он сразу же двинулся мне навстречу, загораживая проход. Его маленькие глазки, словно два буравчика, впились в меня. Я думал, что он хочет заговорить со мной, но ошибся. Жандарм в это время открыл дверь и пропустил меня в оффис.
Петч обернулся в мою сторону, но лица его я не разглядел, только голова и плечи вырисовывались контуром на фоне освещенного окна, сквозь которое мне видны были люди на улице и рыбачьи лодки в заливе. Вдоль стен комнаты громоздились столы, на стене — карта порта, в углу — старомодный сейф. За одним из неприбранных столов восседал человек маленького роста с жиденькими волосами.