158
щенным и стали бы выжидать", не заявляя об окончании переговоров. 3 января по н. ст. советское правительство для оттяжки времени и заведения переговоров в тупик телеграфировало Гофману в Брест-Литовск, что "считает необходимым вести переговоры о мире на нейтральной территории" и предлагает "перенести переговоры в Стокгольм", а ответа германского правительства по этому пункту "будет ожидать в Петербурге". Германский план скрытых аннексий под предлогом самоопределения советским правительством был также отвергнут, как противоречащий "принципу национального самоопределения даже в той ограниченной формулировке, которая дана" в самом германском проекте соглашения63.
Против перенесения переговоров в Стокгольм весьма энергично возразил император64. 4 января по н. ст. Г. Герт-линг сообщил об этом на заседании главной комиссии рейхстага и заявил, что поручил Кюльману ответить на советское предложение решительным отказом65. Немцы не исключали, что переговоры будут разорваны 7 января по н. ст.66 Однако 4 января по н. ст. советское правительство пошло на попятную и согласилось отправить в Брест делегацию, теперь уже во главе с Троцким (и Карелиным, представлявшим левых эсеров), высказав при этом уверенность, что о переносе переговоров на нейтральную территорию стороны без труда договорятся в Брест-Литовске67. Было ясно, что эта фраза написана для того, чтобы спасти лицо68.
Когда выяснилось, что советская делегация прибывает во главе с Троцким, радости Кюльмана и Чернина не было предела, и это показывало до какой степени они были удручены возможностью разрыва69. 27 декабря (9 января) конференция возобновила работу70. Относительно замены Иоффе Троцким ходили разные слухи. Согласно одной версии, Иоффе был снят, так как не сразу разгадал "дипломатическое коварство" Центральных держав в вопросе о самоопределении наций. По другой -- будущий левый коммунист Иоффе сам отказался возглавлять делегацию на переговорах, где обсуждалась возможность подписания аннек
159
сионистского мира. К тому же Иоффе изначально ехал в Брест против своей воли, уступая просьбе Троцкого71.
Так или иначе, советское руководство считало, что лучше Троцкого никто не смог бы затягивать переговоры в надежде на скорую революцию в Германии и Австро-Венгрии72. По свидетельству военного консультанта советской делегации генерала А. А. Самойло, "на заседаниях Троцкий выступал всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу, и полемика между ними часто принимала острый характер", а переговоры "выливались, главным образом, в ораторские поединки между Троцким и Гофманом, в которых время от времени участвовали Чернин и Кюльман"73.
Советские делегаты тянули время, бесконечно настаивая на перенесении переговоров в Стокгольм, и немцам вскоре стало ясно, что самим переговорам Троцкий не придавал "никакого значения", что его интересовала пропаганда большевистской программы мира, причем тон его "с каждым днем становился все агрессивнее"74. Этому было, разумеется, свое объяснение: все усиливающаяся (как по крайней мере казалось революционерам) волна беспорядков в Германии и особенно в Австрии, где катастрофически обстояло дело с продовольствием. Забастовочное движение, вызванное сокращением рациона муки и медленным темпом мирных переговоров в Бресте, охватило Вену и окрестности. Австрийские власти в полном отчаянии обратились за помощью к Германии, прося немцев "присылкой хлеба предотвратить революцию, которая иначе неизбежна". Но Германия сама была уже на грани голода, и 4 (17) января австрийская просьба о поддержке хлебом была отклонена75. Катастрофа казалась теперь неизбежной уже не только Чернину, но и Кюльману76. Правительство Австро-Венгрии было в панике77.
Однако в игре стран Четверного союза неожиданно появилась крупная козырная карта: выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали препятствие, о которое споткнулась столь блистательно начатая брестская
160
политика. Этим камнем преткновения стала независимая Украина, "единственное спасение", как назвал ее Чернин.
Немцы не сразу оценили те громадные преимущества, которые дала им самостоятельная украинская делегация. Первые германские дипломатические сообщения об украинцах в Бресте были сдержаны. МИД предостерегал германскую делегацию от "кокетничания" с украинцами, так как это могло негативно сказаться на германской политике в отношении Польши, где антиукраинские настроения были достаточно сильны и где Германия должна была исходить прежде всего из интересов своего союзника, Австро-Венгрии. Гофман считал, что "выяснение отношений с украинцами является внутренним делом русских"78. "Что касается роли украинцев в мирных переговорах, -сообщалось в телеграмме от 8 (21) декабря, -- то, если это не вызовет раздражения у русских, с нашей стороны не будет возражений против того, чтобы рассматривать их как представителей равной русским самостоятельной власти". Когда же "украинцы нашли общий язык с Калединым и другими противниками большевиков", германские дипломаты с тревогой указали им, что "из-за этого в опасность попадают не только теперешние переговоры и заключение мира, но и дело будущей реализации украинской самостоятельности", поскольку сомнительно, что кто-либо кроме большевиков "признает самостоятельность Украины" (сами немцы готовы были пойти на это лишь с согласия советского правительства)79.
Изменение германской позиции было вызвано прежде всего угрозой Чернина подписать с Россией сепаратный мир без Германии. Для немцев такое заявление было неприятной неожиданностью. "Австрийский сепаратный мир был бы, по-моему, началом конца для нас, -- писал Кюльман. -- Надежда победить оставленную в изоляции Германию побудит Антанту драться до последней капли крови"80. Военные придерживались иного мнения: с военной точки зрения, комментировал Людендорф сообщение о намерениях Чернина, такой сепаратный мир не имел бы для Германии никакого значения. Но поскольку Австро-Венгрия исходи
161
ла теперь из собственных, а не союзнических интересов, Германия снимала с себя обязанность исходить из интересов Австро-Венгрии. Людендорф поэтому предложил начать сепаратные переговоры с Украиной, чтобы "в скором времени заключить с нею мир", даже если за-этот мир, в ущерб интересам Австро-Венгрии и Польши, Украине придется передать ряд территорий, в том числе Холмскую область (Польши) и Восточную Галицию (Австро-Венгрии).
Ознакомившись с предложением Людендорфа, германское правительство пришло к выводу, что для Германии "более важным с точки зрения военных интересов является скорейшее заключение договора с Украиной, а не удовлетворение австро-польских желаний", поскольку "вопрос о Восточной Галиции касается только Австрии и Украины" и в нем немцам "не надо поддерживать ни одну из партий"81. 1 января по н. ст. Людендорф телеграфировал Гофману в Брест исходные условия для переговоров с украинцами: независимость Румынии; согласие "идти навстречу желаниям украинцев, если они касаются Австро-Венгрии и Польши"; согласие украинцев признать действующее уже соглашение о перемирии с Россией и присоединение к этому соглашению. В заключение Людендорф рекомендовал Гофману "провести предварительные обсуждения с украинской делегацией и идти ей навстречу по любому поводу"82.
Идею сепаратных переговоров с украинцами энергично поддержал германский император83, и хотя 3 января по н. ст. выяснилось, что прибывшая в Брест украинская делегация84 не имеет полномочий на подписание соглашений, на следующий день неофициальные переговоры начались85. Украинская делегация указала, что относится безразлично к месту ведения переговоров; что уполномочена вести сепаратные переговоры от имени независимой Украинской республики; претендует на северную часть Бессарабии и южную половину Холмской губернии; не настаивает на открытости переговоров и принимает принцип обоюдного невмешательства во внутренние дела86. "Украинцы сильно отличаются от русских делегатов, -- записал Чер-нин в дневнике. -- Они гораздо меньше революционны,