По заведенному с 1936 года порядку приговоренных к расстрелу возили за город, на то место, которое подобрал предшественник Берии Ежов, — изолированный Бутовский полигон на южной окраине Москвы. Там у деревянной стенки расстреляли тысячи жертв, в основном священников и крупных политических деятелей. Никакой традиционной последней папиросы выкуривать не давали, никаких последних слов никто из них не произносил, а если и хотели бы сказать, то не оставалось времени — карательный взвод уже держал винтовки наготове. В последние мгновения священники начинали произносить молитвы и крестились, политики выкрикивали злобные проклятия или все еще признавались в верности Сталину. Когда в 1936 году казнили Зиновьева и Каменева, членов сталинского триумвирата, Зиновьев запел еврейскую молитву — кадиш.
Предшественников Лаврентия Берии — Генриха Ягоду и Николая Ежова — расстреляли тоже тут. Но Берию застрелил из своего «парабеллума» генерал Батицкий, застрелил прямо в подвале бункера, в присутствии маршала Конева и генерального прокурора Руденко. Так были «спрятаны концы в воду».
13. Вторая удача Хрущева
(окончание рассказа Семена Гинзбурга)
После рассказа Алеши Семен продолжил свою историю возвышения Хрущева.
— У Хрущева оставался один соперник — Георгий Маленков, глава правительства. Он мешал Хрущеву, и склоки в верхушке Кремля разгорались все больше. К тому же Хрущев злил старых кремлевских руководителей Молотова, Кагановича и Ворошилова своими диктаторскими наклонностями. То, что они терпели от Сталина, они не собирались терпеть от этого Иванушки-дурачка, каким считали его. Они затаили на него злобу и ждали момента для возмездия.
А Никита Хрущев становился все более популярной фигурой, и об этом ходило много разговоров. Прежние кремлевские руководители появлялись перед народом, словно иконы, редко и вели себя важно и статично. На этом фоне свойский Хрущев, — толстый, лысый и смешной, — стал для народа непривычно живой фигурой и казался простым и доступным. Он любил показываться перед людьми и прессой в колхозах, на заводах, на стройках, любил, чтобы его снимали для кинохроники и телевидения, для газет и журналов. Его популярности способствовала динамичность поведения: он размахивал короткими руками, мимика его обрюзгшего лица часто и живо менялась. Говорил он простым, понятным всем языком, сыпал народными поговорками — это тоже нравилось простым людям. Между собой его все чаще фамильярно называли «Никита», «наш Никита», а то и «царь Никита». Он много разъезжал, много выступал, будоражил своей энергией других. После жесткой диктатуры Сталина началась активизация общественной жизни, и люди назвали этот процесс «оттепелью».
В семье Гинзбургов тоже обсуждали его личность. Сидя за столом с Августой и Алешей, Семен говорил:
— Когда речь идет о власти, надо присмотреться, где начинается ее сущность и где кончается ее видимость. Хрущев смешон примитивностью своего самодовольства — как он выступает, как размахивает руками!
Августа добавляла:
— Да, он удручающе провинциален, ведь давно живет в столице и контактирует с образованными людьми, но к нему совершенно не пристали ни культура речи, ни манера поведения. Грустно думать, что это один из руководителей нашей страны.
— Вот именно, — заключал Семен. — Есть мудрое наблюдение: каждый народ имеет такого правителя, какого заслуживает. Возможно, мы могли бы иметь другого — русская интеллигенция всегда была богата мыслителями, интеллектуалами. Но большевики с самого начала не дали им ходу, планомерно уничтожали, высылали их и заместили такими вот примитивами, как Хрущев. Его примитивность сказывается и в стиле руководства: по-простецки, по-мужицки, без расчета рубить с плеча. Все это фарс невеликого ума. Ему нужны интеллигентные советники, без них у него будет много просчетов, и он наделает много дорогостоящих чудачеств. А он как раз разогнал вокруг себя всех интеллигентов, и в первую очередь евреев. Когда-нибудь это ему откликнется.
Алеша внимательно вслушивался в рассуждения отца.
Хрущев все больше давал волю своему невоздержанному характеру и нередко удивлял других членов правительства несуразными выходками. В 1954 году отмечали 300-летие подписания между Россией и Украиной договора, по которому Украина стала частью Российской империи.
К юбилею сняли фильм «Богдан Хмельницкий», в котором воспевалась дружба украинцев с русскими, чего на самом деле никогда не было.
Хрущев раньше был первым секретарем украинского ЦК партии и считал себя почти хозяином Украины. Он приказал устроить в Киеве пышное празднование и выступил там с горячим докладом: