После шестнадцати неудачных попыток Дейв, ругаясь, смотрел на груду бесполезных предметов. Сначала появились транзисторы. Затем он потерял контроль над собой от чрезмерного напряжения и усталости, и груда пополнилась кинескопом от древнего телевизора, теодолитом, хрустальной вазой и аптекарскими весами. Но главная проблема заключалась в том, что он не смог добыть работоспособные батарейки, только уйму «севших».
— Электрический заряд, как и душа, не переносится, — печально сообщил Сатер Карф. — Мне следовало бы сказать об этом раньше.
У волшебников не было электричества, столь широко распространенного в мире Дейва, а их заклинания теперь не действовали. Даже если бы ему удалось соорудить компьютер из всего, что он добыл, его было бы не к чему подключить!
Вверху небо загрохотало, от него отломился еще один кусок и полетел прямо на город. Серса Гарм в ужасе смотрел вверх.
— Марс! — крикнул он. — Марс падает! Теперь никогда не будет хорошего сочетания планет!
Он вдруг оторвался от земли и, набирая скорость, устремился вверх. Постепенно его протяжный душераздирающий вопль затих. Направляясь прямо к зияющей в небе дыре, Серса Гарм скрылся из виду.
Глава девятая
В последующие часы неясные планы Дейва менялись десятки раз, по мере того как он находил очередную идею неосуществимой. Его эмоциональное состояние было неустойчивым, хотя это было естественно, так как на том, что осталось от неба, звезды явно сошли с ума. Он колебался между горьким сознанием обреченности и слепой надеждой на то, что в конце концов удастся избежать рокового исхода. Но перепады настроения не мешали ему трудиться не покладая рук и строить новые планы. Возможно, им двигала инстинктивная потребность чем-нибудь заняться или мольба, которую он видел в глазах людей. В конце концов решительность взяла верх над пессимизмом.
Может быть, ответ крылся где-то на стыке науки, которой Дейв занимался в своем мире, и здешнего колдовства; и найдя этот ответ, можно было бы предотвратить конец света.
Самая большая проблема заключалась в том, что ему приходилось иметь дело с множеством факторов. В этом мире существовали семь планет, солнце и три тысячи неподвижных звезд. Определив взаимодействие их орбит, можно было бы смоделировать небо, но это была крайне сложная задача.
В мире, где Дейв постигал основы своей профессии, путем все возрастающего усложнения вычислительной техники достигались все более правильные решения. Здесь же можно было думать лишь о самом простом подобии компьютера. Электроники тут днем с огнем не сыщешь, это очевидно.
Он попробовал сделать несколько простейших механических самописцев, чтобы получать на бумаге графики, из которых можно было бы составить что-то вроде непрерывного гороскопа, но в конце концов оставил эту затею.
У него не было необходимых деталей, как и времени на их изготовление.
От технологий этого мира проку для Дейва было немного. Здешний народ так привык полагаться на свое волшебство, что совершенно разучился работать руками.
Истинные имена пока еще имели силу, резонанс действовал в своих пределах, и основные принципы подобия пока не отказывали, но этого было недостаточно. Слишком уж зависели люди от Второго великого принципа последействия, и это, похоже, было как-то связано с символами, Домами и положением планет.
Дейв поймал себя на том, что его то и дело охватывает тревога, решил не поддаваться ей и вернулся к своей проблеме. В нормальных обстоятельствах компьютер ценится тем выше, чем больше разных задач он способен решать.
Но перед машиной, которую создавал Хансон, стояла очень узкая проблема. Он должен моделировать взаиморасположение небесных тел и, в общих чертах, поведение купола. Компьютеру не нужно учитывать все теоретически возможные отклонения небесных тел от их курса, достаточно отслеживать их движение по уцелевшим отрезкам нормальных орбит.
Это вернуло его обратно к магии. Сделайте похожую на человека куклу, утыкайте ее булавками — и человек умрет. Сделайте модель Вселенной, и некоторые перемены в ней смогут изменить реальность. Символ есть вещь, а модель, очевидно, есть символ.
Он стал конструировать модель Вселенной с тремя тысячами звезд, движущихся по своим орбитам. Он искал способ привести их в движение. Все смотрели, как завороженные. По-видимому, они считали, что его чертежи — это какое-то научное волшебство. Сир Перт стоял ближе других, внимательно рассматривая каждый новый штрих. Вдруг он указал на диаграмму и произнес:
— Я снова и снова вижу цифры семь и три тысячи! Полагаю, семерка относится к планетам. А вторая цифра?
— Звезды, — нетерпеливо ответил Хансон.
Сир Перт отрицательно покачал головой:
— Это неверно. До того как начались наши неприятности, их было только две тысячи семьсот восемьдесят одна.
— И у вас, полагаю, есть точные расчеты каждой из орбит? — спросил Хансон, не понимая, какой толк ему от этой разницы.
— Естественно! Это же неподвижные звезды, а значит, они движутся вместе с небом. А иначе зачем называть их неподвижными звездами? Только солнце и планеты движутся по небу. Звезды движутся над миром вместе с небом, как одно целое!
Дейв обругал себя за глупость. Подсказка волшебника на самом деле все упрощала. Но все равно, достаточно трудно сделать модель с движущимися и управляемыми планетами и солнцем. Тем более сложно, что у него нет времени на проверочные эксперименты и исправление ошибок.
Он разорвал свои чертежи и все начал заново. Ему требовался стеклянный шар с точками, обозначающими звезды, и какой-нибудь механизм, чтобы двигать планеты и светило, что-то похожее на то, что он неоднократно видел в планетарии.
Сир Перт подошел, взглянул на чертеж и выразил сомнение:
— Зачем тратить время на эти рисунки? Если тебе требуется модель, чтобы понять, какими должны быть орбиты, то у нас в лагере есть прекрасный механический планетарий! Мы привезли его на всякий случай — вдруг понадобилось бы определить изменения в структуре нашего неба и провести необходимые для ремонта расчеты. Погоди!
Он бросился прочь, позвав за собой двух мандрагор.
Через несколько минут они вернулись, пошатываясь под тяжестью пластикового ящика. Сир Перт разобрал ящик, и перед взором Хансона предстала модель небесной сферы!
Это было прекрасное произведение искусства, огромный полый шар из тонкого хрусталя, изображающий небо.
Драгоценные жемчужины поверх купола имитировали звезды. Все сооружение достигало в диаметре почти восьми футов. Перед Хансоном стояла модель мира на подставке, украшенной драгоценными камнями. Планеты и солнце располагались на проволочных орбитах вокруг сферы и приводились в движение заводным механизмом с гирьками, как у старинных часов. Очевидно, это была ручная работа — крайне редкий и, несомненно, исключительно ценный предмет в этом мире.
— Сатер Карф потратил всю жизнь на создание этого прибора, — гордо произнес Сир Перт. — Великолепное изобретение! С помощью этих рукояток можно установить положение небесных тел, каким оно было тысячи столетий назад или каким будет еще через тысячи столетий. А если нужно следить за их современным положением, то завода хватит на многие годы непрерывного действия.
— Отличная работа! — восхитился Хансон. — Не хуже, чем в моем мире.
Сир Перт отступил, довольный похвалой, а Хансон продолжал рассматривать модель. Она была великолепной, тут он нисколько не преувеличил, — но ее появление полностью разрушало все его теории и надежды! Ни одна модель, которую он бы сделал, не сравнилась бы с этой!