Виски было теплым. Не забыть включить холодильник… Сегодня вечером он поужинает в ресторане. Где? Он пока не решил. В любом случае, он будет один. Филипп сейчас не мог вынести ничье присутствие. Блондо бесконечно раздражал его своей молодостью, высокомерием и снобизмом. Он напоминал острый грифель, только что побывавший в точилке. А эта его бледная кожа, эти очки… Большинство парижан, которых Филипп встречал на улицах, казались ему больными в сравнении с теми, другими, что расслаблялись на пляжах. Он представил себе Кароль, как она возвращается в гостиницу, опьяненная солнцем и свежим воздухом… Вот она принимает душ, одевается к ужину с друзьями… С Ашезонами, конечно. Или с Лапаружами. Позвонить ей? Зачем? Ее так же мало заботило, что он делает в Париже, как его — ее времяпрепровождение в Канне. Внезапно Филипп почувствовал, что в квартире пахнет затхлостью.
Он допил виски, закурил, сделав три затяжки, оставивших на языке вкус горечи, перешел в кабинет, взглянул на ряды книг на стеллажах и внезапно ощутил тоску — слишком много томов, слишком безукоризненный порядок… Все это знание бессмысленно. Существует ли хоть одно произведение, способное устоять перед ликом смерти? Борясь с ощущением удушья, Филипп открыл окно, потом распахнул ставни — ржавые петли с трудом поддались. Теплый голубой сумрак дохнул ему в лицо. Город звал, распахивал ему навстречу объятия.
Филипп вышел на улицу и зашагал в глубь квартала. Площадь Сен-Жермен-де-Пре напоминала театральную декорацию, внутри которой, на границе света и тьмы, бурлила толпа — движения людей были похожи на колыхание звездчатых кораллов. На подходах к кафе лица подступали, отворачивались, снова находили друг друга, понимающе улыбались или застывали от скуки за чтением газеты… В этом безликом рыскании было что-то от охоты и сельской ярмарки одновременно. Много туристов, они разглядывают достопримечательности — одни с любопытством, другие — с недоверием. Медленно проезжают машины с откинутым верхом. На рю Сен-Бенуа рестораны переполнены, на тротуар выставлены дополнительные столики.
Эта сутолока, прежде развлекавшая Филиппа, сегодня оставляла его равнодушным. И все-таки он вздрогнул, проводив глазами силуэт удалявшегося вверх по улице парня. Смотрит прямо перед собой, идет, развернув плечи… Как похож на его сына! Нигде в другом месте присутствие Жан-Марка не чудилось ему так сильно. Он часто бывал здесь в тот час, когда на город опускаются сумерки и глаз не различает больше ни белого, ни черного цвета. Филиппу казалось, что Жан-Марк может вдруг материализоваться здесь из тысяч и тысяч мельчайших частиц, рассеявшихся в атмосфере. Эта мысль неприятно поразила Филиппа. Он ненавидел темную игру воображения, балансирующую на краю пропасти. Он никогда не попадался на всякие потусторонние штучки. У мучившей его жажды была вполне земная причина и более чем земной способ ее утолить. Главное — решить, где и когда он напьется. Какая звенящая пустота внутри, какое трагичное желание глотнуть свежего воздуха, а вокруг — пустота и тишина! В Париже слишком много людей, но этот город — пустыня. Полно народу — и никого.
Филипп шел наугад, его толкали, он толкался в ответ. Решение пришло внезапно: на стоянке он взял такси и назвал адрес Франсуазы. Именно рядом с детьми он найдет то успокоение, в котором отказывает ему остальной мир. Сидя в машине, то и дело застревавшей в пробках, Филипп похвалил себя за то, что сумел победить гордыню. Что за абсурдные правила придумала Кароль? «Родители не должны делать первый шаг!» В семье часто бывает намного приятней уступить, следуя велению нежности, чем победить, потакая собственной гордыне. Вот только нежность ли это? Нет, его подталкивает в спину нечто тайное и неистовое, похожее на инстинкт самосохранения. Что ж, пусть так… Он всегда презирал благородные слабости отцовства, но сейчас воображал, как представит дело Даниэлю и Франсуазе: «Что это такое? Почему я должен самолично заявляться к вам, чтобы узнать, как ваши дела?! Вам не кажется смешным и странным, что мы не общаемся? Ты могла бы позвонить мне, Франсуаза!» В остальном можно положиться на вдохновение. Как они оба будут счастливы, увидев его! Их, как и его самого, наверняка мучат мысли о Жан-Марке. Мысль о том, что он нужен детям так же сильно, как они ему, наполняла душу Филиппа смутной благодарностью к существующему порядку мироздания. Как было глупо с его стороны ждать целый месяц, прежде чем попытаться собрать воедино обломки разрушенной семьи! Решено — он поведет их ужинать в ресторан сегодня вечером.