Жан-Марк вновь вернулся к правам наследования. Открыв главу «Продажа унаследованного имущества», он продолжал думать о библиотеке, где провел часть сегодняшнего дня в компании с Буало, Расином, алгеброй и старомодно вежливым, скрытным, тщеславным подростком, насквозь пропитанным комфортом и литературой. Поэзия и юриспруденция слились в голове Жан-Марка в некую адскую смесь. Вот еще одна подчеркнутая Жильбером фраза: «Все — на продажу. Анархию — народным массам, безудержное наслаждение — высшим ценителям, мучительную смерть — верующим и влюбленным!» В свою очередь Жан-Марк подчеркнул у себя в тексте лекции: «В случае если какое-либо лицо, не упомянутое в завещании, имеет равные права с законными наследниками — что может иметь место, когда один из супругов пережил другого, — то это лицо, располагая правом на пожизненное пользование имуществом, должно послать запрос о выделении данной части из общей суммы наследства». И дальше у Рембо: «Продаются корыстные соображения, поразительные по красоте прыжки в пустоту…»
Жан-Марк отодвинул лекции и полностью погрузился в «Озарения». Лишь прочитав книжку до конца, он опять взялся за гражданское право. На душе у него было спокойно, он больше не мерз. Прозанимавшись до двух часов ночи, усталый, довольный и голодный, Жан-Марк лег спать.
V
Даниэль выскочил из дверей клиники, увернулся в последний момент от въезжавшей в ворота больничного сада санитарной машины и, прижимая локти к телу, как спринтер рванул к авеню дю Руль. Там ему удалось с ходу поймать такси. Залезая в машину, он прохрипел:
— Бульвар Сен-Мишель, 44.
— Это, случайно, не лицей Людовика Святого? — спросил шофер.
— Точно, — все еще тяжело дыша, подтвердил Даниэль.
Он посмотрел на часы. Маловероятно, но, если повезет, можно будет успеть к началу контрольной по философии. Еще утром Даниэлю казалось, что он будет вынужден пропустить ее. Вот была бы досада, ведь на этот раз он выучил все от корки до корки. Если темой станет «Намерение и поступок» или «Человек и пространство», у него даже есть надежда обогнать Панонсо, который в ноябре был первым. И все-таки Даниэль ни за что на свете не оставил бы Дани одну, пока все не завершится благополучно.
Какая была ужасная ночь! Неожиданный подъем в два часа, поспешные сборы в клинику, куча пакетов и одеял, стонущая Дани, Марианна Совло со спокойным и одухотворенным лицом полководца накануне сражения, комната ожидания в стиле Людовика XV, фотографии младенцев… Лоран с отцом остались дома. Доктор Болепье говорил прямо, без обиняков, и был полон оптимизма. И все-таки роды продолжались дольше, чем ожидалось. Без боли? Как же, жди! Бедняжка Дани, конечно, очень мучилась. Чтобы хоть как-то убить время ожидания в этой тихой и плохо освещенной комнате, Даниэль просматривал свои конспекты. Пока он листал тетрадь, его теща, сидевшая рядом, периодически бросала на него то печальные, то нежные взгляды. Было ясно, что она не понимала, как можно чем-то заниматься в такой момент. Если бы она знала Коллере-Дюбруссара! Сама Марианна не глядя перелистывала какой-то женский журнал.
Шаги, приглушенные мягким линолеумом, тиканье настенных часов. Время еле ползет. В голове тяжесть. В четверть седьмого утра на пороге комнаты показалась сияющая акушерка: «У вас девочка!» Марианна Совло обняла Даниэля. Он был очень растроган, хотя хотел мальчика. Пережив первый порыв радости, он подумал: «Раз так, я еще успеваю на контрольную». На лице у Марианны царило ликование, она встала, расправила смявшееся платье и обратилась к Даниэлю: «Пойдем!» Дани была бледная, слабая и счастливая. Рядом с ней, в детской кроватке, лежал сверток с красным сморщенным комочком внутри. Отец! Дани устала, надо дать ей отдохнуть. Все складывается как нельзя более удачно. Если его присутствие не так уж необходимо Дани, он может сейчас поехать в лицей. Понятно, что во второй половине дня он туда не вернется. Физика, химия, английский — второстепенные предметы. Но для начала ему надо принять слова извинения от доктора Болепье. Пусть хоть на что-то сгодится! Они звонили ему ночью несколько раз, и в итоге он приехал только тогда, когда все давным-давно началось. «Смехотворно! Архисмехотворно!» — как любит выражаться Лоран. Такси медленно вползало на авеню де ля Гранд Арме.
— Не могли бы вы ехать немножко быстрее, — попросил Даниэль.
Шофер проворчал в ответ нечто неразборчивое и нажал на газ. «Славный малый!» — решил Даниэль. Впрочем, сегодня утром у Даниэля все были «славными». Отец! Какое странное ощущение. Однако он еще не настолько отошел от происшедшего, чтобы анализировать свои чувства с философских позиций. Для него в слове «отец» соединились и торжественная гордость, и подспудные опасения, и непонятное уважение. Даниэлю хотелось смеяться, доказывать всем окружающим свою значимость. Если бы только ему удалось стать первым по философии! Да, сегодня речь идет не о рутинной контрольной. Это должен был быть письменный опрос с целью приучить учащихся к подобным заданиям при сдаче экзамена на степень бакалавра. И все-таки отличиться в подобном конкурсе — очень почетно. Даниэль мечтал преподнести свой успех Дани в качестве подарка. При мысли о ней его переполняли жалость, любовь, нетерпение. Как могут Елисейские поля быть так забиты в этот час?! После занятий он поедет прямо в клинику. Оттуда он позвонит отцу, матери, Маду, Франсуазе и Жан-Марку. Он представлял себе радость родных, когда они узнают эту новость. А что, если на контрольной будет тема, которую Коллере-Дюбруссар читал в первой четверти? Тогда Даниэль попадет в западню, ведь он этого не предусмотрел. Выхватив из портфеля тетрадь и положив на колени, Даниэль опять принялся перелистывать ее. Машина дергалась, и это мешало ему читать. Он мысленно повторял названия некоторых тем: «Учение Платона, идеи Декарта, направление философских взглядов Канта». А в каком направлении движется его такси? Почему он поехал по набережным, идиот?! Ну вот, попали в пробку. «Философия — это не любовь к мудрости, а мудрость любви» — писал Хайдеггер[9]. Даниэль закрыл тетрадь и, вытянув шею, стал нервно следить за тем, как его такси, зажатое в потоке других машин, еле-еле ползет к бульвару Сен-Мишель. В окошке счетчика выскакивали цифры. Хватит ли у него денег? Слава Богу, тютелька в тютельку, но уж без чаевых. Такси остановилось перед лицеем Святого Людовика. Даниэль заплатил шоферу, выскочил из машины и захлопнул дверцу.
9
Хайдеггер Мартин (1889–1976) — немецкий философ, один из основоположников экзистенциализма.