Мария хорошо знала характеры окрестных мужиков. Были они среди чужих небойки, скрытны, застенчивы. Но, оставаясь со своими, обожали решать мировые проблемы, докапываться до сути вещей.
— Как же тебе удалось в хозяйки пробиться? — интересовался старший стрелочник дядька Михайло. И, услышав про Апполонскую, про станцию Бирзуле, заключил: — Не иначе, родилась ты, Мария, под перстом божьим. Будто рельсы твои кто маслом смазал, да зеленый свет включил.
О ее сестрах никто толком ничего не знал. Вроде лет пять назад видели ее младшую сестру Ольгу в детдоме под Харьковом. Потом говорили, что замуж вышла за командира и уехала с ним далеко. А старшая сестра померла от тифа еще в двадцать первом году, но не здесь, а в другом месте. На всякий случай Мария на клочке бумаги записала свой киевский адрес.
На следующее утро она проснулась рано. Тихонько, чтобы не разбудить хозяев, вышла во двор. Было еще темно. Расплывчато серела черемуха во дворе. На востоке мутно наливалась неяркая заря. Мария медленно пошла на кладбище. За годы гражданской войны, голода, эпидемий оно выросло почти вдвое. Она долго искала могилы родителей, но найти так и не смогла. Хорошо пришел дядька Михайло, который помогал хоронить мать.
— Вот здесь, — сказал он и показал на два заросших бурьяном холмика земли.
На могилах не было даже крестов. Почему-то от этого Марии стало особенно горько. Она долго плакала, сидя на пеньке, вспоминала мать, отца, шептала молитвы. Затем нашла плотника, попросила сделать срочно два больших креста. А на следующий день, когда кресты установили, сходила в село Титаривка к священнику и заказала в церкви молебен в память родителей. В Титаривке встретила около магазина бывшего буфетчика Прохора. Ничего не осталось от человека — ни довольства, ни властности. С лица спал, борода давно нестриженая, клочковатая, а взгляд погасший, как у дохлой рыбы.
— Болею я, Мария, — сообщил он, едва Мария сказала, кто она и Прохор вспомнил ее. — В грудях жжет. Видно, кончилась жисть. Такая, значит, история.
И, глядя ему вслед, видя, как он медленно идет, тяжело опираясь на палку, Мария думала: «Как все в жизни переменчиво. Сколько завидовала ему, его жене, а сейчас только жалость одна».
Больше в Торопове делать было нечего.
Она попрощалась с соседями, взяла билет и села на скамейку ждать поезда. Темное небо было усыпано звездами. Слышалось кваканье лягушек в пересохшем пруду, далекие звуки гармоники. Мысли ее были далеко — в Киеве. Там сейчас был ее дом, заказчицы, там она могла построить свое счастье.
Поезд подошел глубокой ночью. В вагонном полумраке Мария с трудом разыскала свободное место на нижней полке, устроилась поудобнее, чтобы поспать, но сразу поняла, что не уснет. Над ее головой слышался такой могучий храп, что и в соседних купе никто не спал. Казалось, на железную крышу с большой высоты падали кирпичи и, медленно перекатываясь, сваливались вниз.
Неожиданно с третьей полки спрыгнул взлохмаченный мужчина и закричал дурным голосом:
— Где эпицентр? Я спрашиваю, где эпицентр, товарищи, и есть ли человеческие жертвы?
Пассажиры рассмеялись, храпун проснулся. Голос мужчины показался Марии знакомым. А когда он чиркнул спичкой, прикуривая, и огонек осветил его лицо — Мария сразу узнала его. Это был Юлиан, ее первый киевский знакомый, благодаря которому она купила буфетный участок на станции Бирзуле. Мария не забыла его. Первое время он даже снился ей, веселый, озорной, сероглазый, с ямочкой на подбородке.
— Только не спи, друг, — уговаривал Юлиан храпуна, здоровенного бородача со спокойным непроницаемым лицом. — Мы лучше по очереди тебе всю ночь анекдоты будем рассказывать. Согласны, громадные?
— Если и кормить будете — то не возражаю, — басил довольный бородач.
Сидевшую глубоко на нижней полке Марию Юлиан не заметил. Тогда она тихо позвала его:
— Юлиан!
Он удивленно оглянулся, наклонился пониже, узнал:
— Ба, баронесса, королева Шотландии. Какими судьбами?
— А никакими, — улыбнулась Мария, довольная, что он сразу узнал ее, и подвигаясь. — В село ездила.
— Понятно, понятно. Королева навещала своих подданных и осматривала поместья и рыцарские замки. А где же, позвольте полюбопытствовать, ваша постоянная резиденция?
— Чего? — не поняла Мария. — Где проживаю?
— Именно так.
— В Киеве. На Большой Подвальной.
Они проговорили почти всю ночь.