Я внутренне напрягся: Стёрджис зашел на сайт коронера[16].
Слава богу, ничего.
То же самое по базе данных пропавших детей Лос-Анджелеса, Сан-Диего, Сан-Бернардино, Вентуры и Санта-Барбары.
Затем он прошелся по списку правонарушителей Калифорнийского управления по делам молодежи.
– По крайней мере, плохим парнем он не кажется. Давай теперь в национальном масштабе.
Море пропавших одиннадцатилетних мальчишек по всей стране. Сплошь полудетские лица – из них многие пропали так давно, что уже давно перешагнули порог указанного в файле возраста.
Мука для столь многих семей.
Но Овидия Чейза среди них нет.
Майло, ерзнув резиной колес по линолеуму, совершил подъездной маневр на стуле.
– Тебе, вероятно, приходила мысль, что психическое заболевание может быть и генетическим? В таком случае как насчет педиатрических отделений психбольниц?
– Само собой. – Я безрадостно развел руками.
– Извини, – сказал мой друг, – но тут обзвон уместней делать тебе, а не мне.
Он нашел мне пустующую допросную, откуда я позвонил в педиатрию Рейвенсвуда и отрекомендовался – с нулевым, впрочем, результатом. То же самое ждало меня и в окружной клинике, и во всех прочих государственных больницах, где есть детские психиатрические стационары.
Когда я вернулся и сообщил об этом Майло, тот сказал:
– А нельзя основать на этом вывод, что отсутствие новостей – уже хорошие новости? Что он, например, живет и бед не знает в образцовой приемной семье?
– Если только в совершенном мире… Единственное место, о котором мне думается, это частная психушка, но доступ к их записям нам заказан.
– Частная стоит целое состояние, Алекс. Не представляю, чтобы это мог позволить себе ребенок бездомной женщины. Если только он не в заведении, живущем за счет правительства. Но если б так, его имя по-любому всплыло бы в каком-нибудь списке социальных услуг. То же самое и в государственной школе: его зарегистрировали бы для получения субсидий. Ну а навороченные интернаты я уж и в расчет не беру, верно?
– Верно.
– Тогда что дальше?
На это у меня ответа не было.
Майло задал вопрос:
– Сегодня на вашем свидании она про ребенка не упоминала вообще?
– Я упомянул про него сам, но ненавязчиво. Не думаю, что она вообще могла свободно разговаривать. Единственно, что удалось вытянуть из Зельды, это что у нее исчезла мать. При этом она пришла в возбуждение, и я пригасил тему.
– Это, по-твоему, всплеск безумия или ты задел нерв?
– Понятия не имею.
– Мама исчезает… Слушай: учитывая, что она была актрисой, как насчет какого-нибудь сайта типа «Где они теперь»?
– Пробовал, – ответил я. – «Субурбия» продержалась два с половиной сезона. Там выложены все серии, и Зельда в составе, но ее биографических выкладок нет.
– Может, из них никто дальше и не работал.
– Это наталкивает меня на мысль, здоровяк. Попробую-ка я отыскать ее коллег по съемкам. В любом случае спасибо тебе. – Я встал. – Не подкинешь мне заодно тот адресок в Эхо-парке?
– Лучше я сам с тобой поеду.
– У тебя что, есть время?
– Есть, нет… Все одно лучше, чем сидеть за этим.
Мой друг убрал с экрана тест и, взяв у меня свою куртку, вделся в рукава.
– Большой побег, – назвал это я.
– Расстановка приоритетов, амиго, – поправил Майло. – Как раз этому нас на семинарах и обучали.
Глава 9
Дорога в Эхо-парк заняла сорок пять минут, на протяжении которых я обзвонил несколько частных психбольниц и диспансеров в слабой надежде, что кто-нибудь там проявит гибкость и отойдет от правил. Эффект нулевой, но я хоть чем-то занимался, а не сидел, погрязнув в пессимизме, в то время как Майло с тихой руганью лавировал в транспортном потоке.
Протокольный адрес Зельды в Восточном Голливуде на поверку оказался облезлой трехэтажкой в зигзагах лестниц столетней давности – один из старожилов спального района, обросшего стрип-моллами, почтовыми ящиками и ресторанами в стиле «латино».
Что это за место, можно было понять безо всяких дипломов и пояснительных надписей. На скамейках у тротуара покинуто сидели люди. Пустые глаза, обвислые рты. При виде анонимно подчалившего авто сонная стайка вздрогнула и зашевелилась. К тому моменту, как мы с Майло вышли из машины, все они скрылись внутри.
На открытой двери три замка. Возле нее – плакат о том, что вход после девяти вечера воспрещен. Вестибюль скудный и унылый, несмотря на бодрые аквамариновые стены; здесь же на подставке доска с правилами и распорядком для обитателей приюта «Светлое утро». Табличка на стене перечисляла источники финансирования: дюжину церквей и синагог.
16
Коронер – должностное лицо, разбирающее дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.