– Выставьте его для обозрения!
Оратор отступал, выдвигая вперед своего спутника.
– Глядите, ребята! Всмотритесь! Это принц Макс, племянник покойника Микеле.
Альмавива спадала с плеч незнакомца, ковбойская шляпа открывала одутловатые, мелкие черты. Принц Максимилиан робко кланялся буйному собранию и, заикаясь, приветствовал его как лучших и бескорыстных друзей бедного изгнанника.
Он заявлял, что лучшая мечта его жизни – превзойти в заботе о народе французского короля Генриха Четвертого, ибо он желал, чтобы всякий бедняк не только имел курицу в супе, но также чтобы эта курица была сварена в хорошей мадере.
Настроение вскипало, как нарастающий прилив, и, возглашая «ура» в честь доброго принца, гуляки поносили крепчайшими словами республиканское правительство, не умеющее заботиться о несчастных тружениках.
Они бурно и ласково провожали принца к выходу, и их лица, жесткие, как сосновая кора, и потертые, как линолеум на полу биллиардной, оживлялись надеждой на даровую выпивку.
Таким образом, принц еженощно завоевывал твердую популярность среди подлинно демократических элементов населения Итля.
Кроме того, на его стороне была почти вся армия. Оскорбленные капитаны не могли простить правительству президента Аткина той угодливости и трусости, с какой оно уступило требованию сэра Чарльза об их упразднении.
И, откатившись от безукоризненных принципов демократии к откровенному роялизму, капитаны надеялись, что молодой претендент восстановит их наследственные и древние права.
Популярности принца в армии много способствовала также личная дружба, связывавшая принца с одним из наиболее прославленных капитанов, Богданом Адлером.
Он и был тем человеком, похожим на платяной шкаф, с огромными кулаками, который сопровождал принца в ночных скитаниях, делил с ним непритязательную квартиру потомка ассорской династии и дружески оказывал принцу ряд мелких услуг, не гнушаясь даже кулинарией.
Помимо этого, он имел два ценных таланта – пламенного агитатора и неистощимого в мужской силе любовника.
Это делало его, несомненно, опасной для демократических устоев Итля фигурой, и принц с тем большей охотой брал его в спутники полуночных приключений, что при Богдане он не боялся встречи с баронетом Осборном.
Нос бедного рыцаря мисс Геммы Эльслей с трудом принял прежний вид после жестокого удара коммодора, и принц Максимилиан чувствовал себя в безопасности, лишь имея за спиной катастрофические кулаки Богдана, способные раскроить с одного удара лоб быка.
В одну из этих заговорщических прогулок, направленных на бесчестное и неблагодарное подкапывание под фундамент приютившей его демократии, принц встретился в кабачке «Амулет Падишаха» с двумя посетителями.
Они приблизились в тот момент, когда принц поставил на стойку бокал, осушенный за здоровье возлюбленных бедняков, и вежливо сняли шляпы.
– Мы слышали, как вы проливали мед красноречия, принц. Мы были тронуты… мы ревели от умиления… Мы хотели бы поговорить с вами наедине, – сказал один из подошедших с любезным и достаточно низким поклоном.
– Мое сердце открыто голосу народа, – ответил принц. Он со дня свидания с сэром Чарльзом на «Беззастенчивом» носил при себе бархатный томик афоризмов и мыслей великих людей в издании Таухница и приобрел уже некоторую бойкость и величественность в обращении с людьми.
Но, оказав такое доверие неизвестным людям, принц не замедлил переглянуться с Богданом, и тот с готовностью положил на стол, в виде предупреждения, два своих дробительных аппарата.
Подошедшие улыбнулись.
– Вы можете убрать ваш одушевленный танк. Нас обижает недоверие. Мы пришли как искренние поклонники вашего высочества.
Принц сделал легкое движение рукой.
– Я думаю, Богдан, вам не мешало бы поболтать с кельнершей Кэт, – она, бедняжка, очень тоскует о вас. А мы пока поговорим с друзьями, – сказал он.
Богдан молча встал, свистнул и, раскачивая плечами, пошел к прилавку разбивать очередное сердце. Принц пригласил новых приверженцев сесть.
– Я рад преданным людям, – продолжал он, приняв суровый вид, – и в великий день…
– Мы знаем… мы верим в вашу счастливую звезду, принц… мы все знаем, – перебил его собеседник, – мы хотим полного успеха вашей афере и хотим предложить вам свою помощь, сколько хватит сил.
– Кто же вы такие? – спросил удивленный принц.
– Мы? Мы – люди, ненавидящие нынешний строй… Мы видим, что он ведет дорогое отечество к гибели. Жулики, под личиной демократов, вчерашние сидельцы мелочных лавочек, выскочившие, как пена, на поверхность бури… Продавцы патриотизма и подмоченного сахарина слюнявого народовластия. Я ненавижу их! Я – сторонник твердой власти!.. Мой же друг, несчастный старик, которого вы видите, имеет личную причину для ненависти. Он – тесть президента Аткина и его жертва.
Второй собеседник, пожилой и мрачный, внезапно поперхнулся и закашлялся.
– Вы видите, принц, – быстро сказал первый, – он не может даже слышать этого имени. Он захлебывается яростью при упоминании президента. Он был богат и уважаем. Президент отнял у него все. Сначала он взял у него дочь, чистое и невинное создание. Потом – рядом подлогов, мошенничеств и угроз он лишил старика всего состояния, отобрал последние гроши и выбросил его на улицу. И это только потому, что жена президента оказалась якобы неприлично тощей. Вы понимаете всю гнусность этого поступка, принц? Ведь законы нашей страны не воспрещали президенту предварительно измерить талию своей невесты и твердость ее скелета. Значит, он сам виноват. Но он обрушил подлую месть на беззащитного старца. Большего преступления не знало человечество…
– Это ужасно, – вздохнул принц, – и вы не протестовали? Вы не боролись с произволом вашего зятя? – участливо спросил он понурившегося старика.
Тот часто замигал ресницами, будто собираясь заплакать, пожевал губами, но, не произнеся ни слова, жалко махнул рукой.
– Он смолчал, как истый сын родины. Он не хотел скандала в тяжелые для Итля дни. Но ныне час Мести пришел. Он кладет к вашим ногам свою преданность и жизненный опыт…
– Благодарю… – ответил тронутый принц.
– Не благодарите! Это его долг. Это мой долг, долг всякого порядочного гражданина. Мы давно следим за стезей вашего высочества, и нас волнует торжественная заря вашей славы. С ней вернется величие отечества и счастье добрых подданных.
Принц молча склонил голову в знак согласия.
– Но мы полагаем, что ваше высочество находится на немного неправильном пути. Зачем вам лично появляться перед необузданной чернью? Здесь, в этих притонах, скверно пахнет и притом произносятся всякие слова, неудобные для вашего высокородного слуха. Кроме того, вы должны быть окружены, ну, как это говорится в романах… ореолом, что ли?.. должны держать толпу на расстоянии. Вот почему мы предлагаем вам свои услуги. Я знаю здесь каждую буфетную стойку и каждого прохо… то есть посетителя. Мне доверятся эти бедняги скорее и проще, чем вам, а старика знает вся страна как обесчещенного и обворованного президентом почтенного мужа. И в три дня мы сложим к вашим стопам тысячи горящих преданностью сердец.
Принц задумался.
– Вы мне очень нравитесь, – сказал он, раздумывая, – особенно мне жаль убеленного сединами человека, так грубо оскорбленного. Я возмещу вам все утраты и обиды в день, когда…
– Не называйте этого дня!.. Стены могут иметь уши, – перебил его собеседник.
Принц оглянулся и подозвал Богдана, увлеченного беседой с пухлой кельнершей.
– Вы простите, – обратился он к неожиданным друзьям, – я ничего не делаю без Богдана. Что вы думаете об этом, Дан?
Богдан, насвистывая, выслушал сообщение принца.
– Что же, – ответил он, – пожалуй, неплохо. Мне надоело шляться каждую ночь по вонючим берлогам. И думается, по их обличьям, что они куда солидней обтяпают это дело, чем мы с вами, Макс. Но не давайте им в руки ни одного гроша…
– Не беспокойтесь, капитан! – вежливо остановил его младший из собеседников, – мы предусмотрели это. В доказательство нашей бескорыстной преданности мы принимаем все расходы на себя. Мы уверены, что его высочество вернет все издержки в день…