Выбрать главу

И даже пена, взлетавшая по берегу от мощных ударов тяжелых синих жгутов воды, взбуравленной ветрами, казалась сухой, как пыль.

Официальные документы, относящиеся к этому времени в истории Итля и сохранившиеся в архивах, таят под внешним покровом вежливых фраз и дипломатических любезностей смертельный яд накипающей злобы, и по ним внимательный историк может сразу установить, что страна шла к неотвратимой катастрофе.

Сэр Чарльз не появлялся более на берегу. Он диктовал свою волю со стальной громады «Беззастенчивого», под успокоительною сенью его шестнадцатидюймовых орудий.

Его флаг-офицер свез на берег и вручил во дворце плотный пакет, в который было вложено личное послание наутилийского дипломата королю Максимилиану.

Сэр Чарльз оправдывал в нем свою незыблемую репутацию лучшего политика великой морской державы. Несмотря на то что голос его прерывался от гнева в момент диктовки письма переписчику и он с гораздо большим наслаждением вместо трескотни клавишей «Ундервуда» услышал бы треск пулеметов, направленных на раздражавший его берег, закутанный удушливой пеленой, он нашел в своей душе достаточно самообладания и благородства, чтобы стиль его письма служил на века примером покорности лучшим традициям дипломатического стиля.

Мы не станем приводить текст полностью. Каждый интересующийся читатель может найти его в библиотеке государственного архива Итля, в деле иностранных сношений за N_172133/с.с. лит. О.

Мы обойдем молчанием изумительное по экспрессии вступление, излагающее краткую историю взаимоотношений народов Наутилии и Итля, не станем останавливаться на отечески дружеском напоминании королю Максимилиану о данных им обещаниях, равно как и указании на то, что монарх Итля обязан своим восшествием на наследственный престол в значительной мере стараниям и бескорыстной помощи лорда Орпингтона, и пройдем мимо осторожных и тонких упреков в недружелюбии, высказанных в изысканно вежливой форме.

Сэр Чарльз писал эту часть письма не для себя, а для истории, будучи человеком высокого ума и пророческой предусмотрительности.

Но последнюю часть письма нам стоит запомнить по ее краткости и напряженной энергичности, ибо она гласила, что, в случае неполучения в трехдневный срок от правительства Итля мандата на владение нефтяными промыслами на имя Островной компании, сэр Чарльз будет вынужден, с сердечным сожалением, высадить весь экспедиционный корпус для прогулки в район нефтяных источников; всякая же попытка противодействия вызовет сопровождение высадки музыкальной иллюстрацией оркестра тяжелой судовой артиллерии.

Вручив пакет у трапа посланцу, сэр Чарльз постоял на шканцах, где еще так недавно он беззаботно забавлялся бросанием монет, яростно плюнул в пенившуюся бурную воду и ушел в каюту.

Но флаг-офицер и на этот раз не удостоился личной аудиенции и вынужден был вручить пакет гофмейстеру. В ответ на настойчивые требования личного свидания ему было сообщено, что король занят чрезвычайно важной беседой с придворным столяром.

Гофмейстер без промедления передал письмо премьеру, который, не подумав даже обратиться к королю, отправился прямо на половину королевы и имел с ней получасовое совещание, после чего камеристка королевы была послана к его величеству с просьбой прибыть к ее величеству.

Гемма сидела, держа письмо сэра Чарльза двумя пальцами с таким брезгливым видом, как будто в руке у нее была лягушка. В глазах у нее играли опасные и зловещие огоньки.

Максимилиан вошел, как всегда, бочком, тихонько насвистывая легкую песенку.

– Зачем вы позвали меня, ваше величество? – лениво промямлил он, чмокнув руку Геммы, – опять политические дела? Ужасно! Ради бога, отставьте меня от всякой политики. Я только что начал сговариваться со столяром по поводу одной любопытной переделки в моем кабинете, и вы нарушили весь мой план. Как это скучно!

Гемма внимательно посмотрела на него. Щеки ее вспыхнули и губы дрогнули гневным нетерпением.

– Ваше величество! – сказала она сурово. – Я понимаю, что обстановка кабинета весьма существенная вещь, но иногда нужно уметь быть не только квартирохозяином, но и королем. Прочтите это письмо!

Максимилиан взял лист испуганным движением, втянув голову в плечи, как будто закрываясь от занесенного удара, и испуганно забегал по строчкам.

– Ну, что же вы думаете об этом? – спросила Гемма, постукивая о пол носком ботинка.

Максимилиан поджал губы и сморщил брови.

– Я? – начал он, растягивая слова, как резину. – Я полагаю, что оно написано очень недурно.

– То есть, как недурно? – переспросила ошеломленная Гемма.

– Я хочу сказать, что сэр Чарльз прекрасно владеет слогом. Какая изысканная форма! Я бы хотел уметь так писать.

– А содержание? Как вы относитесь к содержанию?

Максимилиан снова поджал губы.

– Ах, содержание! Опять политика? Я сказал вам, дорогая, что не имею никакого расположения к политике.

Гемма облила его презрительным взглядом.

– Если хотите – это уже не политика. Это вопрос чести! Что вы думаете о требованиях, изложенных в этом документе?

– Что вы прикажете ответить генералу Орпингтону, ваше величество? вмешался в разговор Коста, до того неподвижно стоявший у стола.

Максимилиан помолчал некоторое время, потирая ладони зябким движением.

– Что же ответить? Напишите, что я согласен. Пусть берет промыслы, мне они совершенно не нужны. Я рад буду сделать удовольствие сэру Чарльзу. Я его, кажется, обидел, а он такой милый человек и такой джентльмен.

Гемма вцепилась обеими руками в ручки кресла и устремила на Максимилиана тяжелый, упорный взгляд.

– Вы серьезно говорите это, ваше величество? – спросила она таким тугим голосом, что премьер поторопился встать между ней и королем.

– Ну конечно, серьезно. Сэр Чарльз так много помог мне, он был так обязателен и любезен…

– Хорошо! – сказала Гемма и поднялась быстрым движением, – вы называете джентльменом человека, который в вашем присутствии нанес хамское оскорбление вашей жене, который явился с ножом в кармане, как бандит, чтобы схватить страну за горло и, задушив, ободрать ее как липку. Вы намерены согласиться на требования, на которые можно ответить только ударом! Если вы это сделаете, я буду презирать вас, ваше величество! И не только я – вся страна!

Она отошла в глубь комнаты, разгневанная, прекрасная, как будто выросшая в эту минуту. Максимилиан стоял, рассеянно сворачивая бумажного петушка из послания лорда Орпингтона. Его отечные щеки недоумевающе оттопырились.

– Но как же можно отказать? Сэр Чарльз пишет, что он будет обстреливать берег. Я этого не хочу! Я могу быть убитым, и потом вообще это так неприятно и беспокойно. Я хочу быть королем. Я хочу отдохнуть и повеселиться, и неужели я должен испортить себе настроение из-за каких-то промыслов. Почему не сделать удовольствия сэру Чарльзу?

– Ваше величество, – сказал Коста, – вы не уясняете себе положения. Нефтяные промыслы – единственное и главное богатство Итля. Если вы отдадите их, вы станете большим бедняком, чем прежде. Вам не на что будет пообедать даже в третьеразрядной харчевне.

– Вы должны отказать! Вы не смеете согласиться! Вы не смеете стоять на коленях перед заезжим взломщиком, – горячо крикнула Гемма.

– Боже, как это скучно! – отозвался Максимилиан. – Отказать? Но мы не сможем драться с сэром Чарльзом. У нас нет оружия, нет войск. Если эскадра откроет огонь, нам придется бежать в горы, покинуть столицу. А я совсем не хочу расставаться с дворцом. У меня в кабинете теперь так уютно… И где я буду проводить вечера без «Преподобной Крысы», без театра? Вы не захотите причинить мне неприятности, господа!

Коста взглянул на королеву и пожал плечами.

Гемма подошла вплотную к королю, положила руку на его плечо и взглянула в глаза.

– Неужели? – сказала она тихо, как будто в себя. – Неужели? – И вдруг быстро сняла руку. – Я в последний раз спрашиваю, ваше величество, неужели вы решитесь опозорить свое имя еще трусостью и малодушием?