- Я думаю, - отозвался Уильям, - я испытывал бы то же самое.
- Это не по-христиански, - продолжал Риди, - человек должен платить добром за зло, без желания унизить того, кому он оказал добро. Но сердце человеческое обманчиво и дурно...
"Однако вернусь к моему рассказу. Мистер Мастермэн остался у нас очень недолго и на прощанье сказал матушке, что теперь он будет заботиться обо мне и научит меня судостроению, когда я вырасту и окончу учение в школе; что до тех пор он будет платить за мое содержание.
Бедная матушка благодарила его и плакала слезами радости.
Когда Мастермэн ушел, она меня обняла и сказала, что чувствует себя счастливой, так как знает, что я получу занятия не на корабле. Надо отдать справедливость м-ру Мастермэну, - он сдержал данное обещание и прислал моей матери денег. Она повеселела и успокоилась; все поздравляли ее; она же ласкала меня, говоря, что я избавил ее от нужды и печали".
- Как, вероятно, счастливы были вы, Риди! - прервал старика Уильям.
- Да, сэр, - ответил моряк, - и я очень гордился. Но, странная вещь: нерасположения к Мастермэну я не мог победить; я слишком долго не любил его. Мне было невыносимо тяжело сознавать, что матушка ему обязана, что он платит за мое воспитание. Это оскорбляло мою гордость. Поэтому, хотя моя мать была счастлива, я счастья не ощущал.
"Кроме того, меня поместили в гораздо лучшую, более строгую, школу, а потому мне приходилось оставаться с другими мальчиками, и я не мог уже бегать на пристани или пробираться на палубы судов, как бывало прежде. Таким образом, я лишился прежних наслаждений.
Тогда я думал иначе, чем теперь, и не видел, что все это делалось ради моего блага. Нет, во мне зародилось неудовольствие; я чувствовал себя несчастным только потому, что мне приходилось учиться как следует.
Учитель на меня пожаловался. К нам пришел Мастермэн и порядочно разбранил меня. Я стал еще непослушнее. Наконец, меня наказали по просьбе м-ра Мастермэна. Это еще больше раздражило меня против него, и я решил бежать и уйти в море.
Видите, мастер Уильям, я был совершенно неправ. Не следовало мне думать, что я умнее тех, кто обо мне заботился; и только теперь я понимаю, что я потерял из-за собственного безумного поведения. Я говорю вам об этом, мастер Уильям, чтобы показать, как один шаг может изменить весь дальнейший ход жизни".
- Это хороший урок, Риди, - заметил Сигрев.
- Да, сэр. Но я не жалуюсь на судьбу, хотя и жалею о своих заблуждениях... Я не чувствую недовольства своим положением, так как это было бы грешно.
- Ваши несчастия благо для нас, Риди, - сказала миссис Сигрев, потому что, если бы вы не сделались моряком и не были на палубе "Великого Океана", когда его экипаж бросил нас, что сталось бы со всеми нами?
- О, миссис Сигрев, для меня такое утешение думать, что старый моряк принес вам некоторую пользу. Но, кажется, пора уже лечь спать, а потому я прерву свой рассказ и завтра вечером снова примусь за него.
- Хорошо, Риди, - сказал Сигрев.
По окончании вечерней молитвы перегородки опустили, и все скоро заснули крепким сном.
ГЛАВА XXXII
Находят домашних птиц. - Курятник. - История Риди.
На следующее утро блеяние козлят разбудило всех раньше обыкновенного.
Погода разгулялась; солнце светило ясно, а потому Риди выгнал из дому черную Нанни и ее козлят.
Позавтракали жареной рыбой, потом Сигрев, Риди и Уиль пошли работать. Сигрев и Риди сняли палатки, и их полотно разостлали по земле, чтобы высушить его под лучами солнца. Уильям отправился отыскивать домашних птиц, которых никто уже не видал дня два. Через полчаса он услышал петушиное пение в лесу и вскоре после этого увидел кур. Он набросал размельченного гороха, который захватил с собой, так как было решено припрятать ячмень и пшеницу и посеять эти зерна, как только будет расчищен еще кусок земли. В случае нужды муку можно было достать с прежнего берега, где спрятали несколько бочек с мукою с разбившегося корабля.
Куры, очень голодные, побежали за мальчиком; он их оставил подле дома, а сам прошел к отцу и Риди.
- Теперь, когда мы разложили полотно палаток сушиться, - сказал Риди, - я думаю, мастер Уильям, мы начнем строить курятник; постройка займет не больше одного дня. У нас есть четыре очень толстые пальмы подле дома; мы построим приют для кур под ними.
Сигрев согласился, и работа тотчас закипела. После постройки дома осталось очень много тонких бревен, то есть, отпиленных верхушек кокосовых деревьев; их прибили гвоздями к стволам четырех толстых пальм; внутри образовалось квадратное пространство. Потом прикрепили стропила с целью устроить крышу с двумя скатами.
- Ну, это сделано вчерне; поместим внутрь несколько кольев, чтобы устроить насесты, потом сделаем настилку на крышу. Но вот Юнона зовет обедать. Значит, докончим нашу работу попозже.
После обеда снова принялись за курятник, и к вечеру помещение для птиц было готово.
Уильям загнал кур в птичник, покормил их и вернулся в дом.
- Скоро куры привыкнут к своему дому. Я думаю, мисс Каролину можно сделать начальницей птичьего двора; пусть она смотрит за курами и цыплятами, когда они появятся у нас.
- Да, пусть это будет ее обязанность, - сказал Уильям. - Она придет в восторг, узнав, что ее сделали хозяйкой курятника. Отлично провели мы сегодня день. Хорошо, если и завтрашний будет таким же счастливым. Сложим же теперь полотно, снятое с наших палаток. Как вы скажете, Риди?
- Отлично, сэр. Мы их внесем в дом и спрячем под скамьи. Там достаточно места.
Так и сделали; к тому времени, когда полотно было свернуто, а Нанни и козлята загнаны на место, солнце село. Работавшие вошли в дом. Все попросили Риди продолжать рассказ, и он начал:
"Вчера вечером я сказал, что решил бежать из школы и поступить на судно, но не объяснил, как сделал это. Я не мог незаметно выскользнуть из дому до тех пор, пока воспитанники не лягут спать. Я спал в верхнем этаже; все двери замыкались, но я знал о существовании трапа, который вел на чердак и крышу и запирался только засовом изнутри. К нему шла маленькая лесенка. Я решил бежать этим путем. Когда остальные ученики заснули, я поднялся с постели, тихо оделся и вышел из моей спальни.
Месяц светил ярко - это было удобно для меня, и я без шума и благополучно дошел до трапа. Не без труда поднял я его, так как он был тяжел для мальчика моих лет, но все же, наконец, добился своего и очутился на крыше дома. Стоя в водосточном желобе, я огляделся кругом: в гавани виднелись корабли; вдали поблескивало море, и я уже чувствовал себя свободным, совсем забыв, что мне еще предстояло спуститься на землю. Наконец, вспомнив об этом, осматриваясь и соображая, я понял, как это можно сделать, а именно, соскользнуть по широкой водосточной трубе, которая опускалась к земле. Она неплотно прилегала к кирпичной стене, так что я мог обхватить ее своими детскими руками; в то время я был легок как перышко и ловок как кошка! Перебравшись через балюстраду крыши, я - крепко накрепко обхватил трубу руками, сжал ее коленями, скользнул вниз и счастливо достигнул земли".
- Удивительно, что вы не сломали себе шеи, - прервала рассказчика миссис Сигрев.
- Конечно, - ответил он, - но в ту минуту я думая только об исполнении моего желания. Едва я опустился на цветочную грядку, которая приходилась под трубой, как пошел к чугунной входной калитке, перебрался через нее и очутился на дороге. Я был без шляпы, так как все наши фуражки висели на гвоздях в школьной комнате; но я не заботился об этом.