Четверо солдат, лучших операторов «сорокопутов» в Корпусе, спрятав модифицированные ракеты в невинного вида кейсах, вместе с прикрывающей их группой спустились с крыши и заняли огневые позиции в нишах и переходах.
Еще шестеро со станковыми бластерами под руководством Лир в сопровождении помощников выдвинулись на огневые позиции около трех входов в намеченное здание.
Они замирали в своих укрытиях каждый раз, когда мимо пролетали флаеры местной полиции.
Гарвин и Ньянгу выжидали окончания нормального рабочего дня.
— Это позволит невинным, в смысле мелким сошкам, уйти прежде, чем начнется развлекуха, — решил Гарвин.
— А как, в порядке цинизма, насчет секретарши, которой начальник велел работать допоздна? — поинтересовался Ньянгу.
Гарвин холодно на него посмотрел.
— Извини, — сказал Иоситаро. — Я вовсе не собирался подливать масла в огонь.
Сумерки только сгустились, и около трети окон через дорогу все еще не погасли, когда Гарвин открыл коммуникатор и вызвал свое «войско».
«Отделение „сорокопутов“… Огонь, как договаривались».
Две из ракет были нацелены на четвертый этаж пятиэтажного здания, остальные — на его центральную часть.
Ухнули дюзы, и ракеты примчались к цели раньше звука. Взрывы послали ударную волну по всей столице, до основания сотрясая дома. Здание качнулось, его фасад треснул и сполз на улицу, вынудив один из расчетов при Орудии Эскадронной Поддержки (ОЭП) ретироваться.
Из трех этажей здания вырвались языки пламени. Мужчины и женщины с криками и визгом бросились по ступенькам вниз на улицу.
«ОЭП, приготовиться к огню».
Возможно, политика на Дельте и была уделом молодых, но Гарвин в этом сомневался. Он дал приказ расчетам ОЭП отстреливать всех персонажей средних лет, всех богато одетых и особенно тех, кто выглядел как конституционалистский громила.
Из-за угла вынырнул полицейский флаер, словил заряд в двигатель и, налетев на припаркованный лимузин, развалился. Копы хлынули наружу и, не будучи такими дураками, чтобы соваться под станковые бластеры, задали деру.
В наушниках Гарвина раздался голос Дилла:
— Шеф. Пора сваливать. Я засек какие-то штуки, выглядящие как пожарки, и несколько армейских флаеров в воздухе впереди вас.
Гарвин переключился на канал «аксая».
— Возвращаемся. Оставайся в воздухе, пока мы не уйдем, затем отправляйся домой. — И, не дожидаясь подтверждения сигнала, перешел на пехотный канал.
— Хорошо, солдаты. Отбой.
Мужчины и женщины взбежали по лестницам на крышу и запрыгнули в повисший над ней флаер. Ньянгу поднял его еще на несколько сантиметров, потанцевал в воздухе, затем на полной мощности рванул вдоль по улице, ниже крыш, и прочь из города.
Через несколько минут они оказались на борту «Большой Берты».
— Как насчет потерь? — встретила их Монтагна, несколько уязвленная тем, что не вошла в число избранных.
— Хорошо, но мало, — резко ответила Лир.
Гарвин заглотнул пол-литра тоника.
— Хорошо, друзья, — обратился он к Лискеарду, Лир и Иоситаро. — Это несколько уравняло счет. Теперь отзовите всех, кто в городе. Пусть солдаты начинают укладываться, а аттракционы поднять на борт. Мы стартуем в полночь, а Альфа Дельты Тиборга может катиться к черту совершенно самостоятельно.
— Погоди секунду, шеф, — попросил Ньянгу. — Не уделишь ли мне минутку наедине?
Гарвин заколебался, потом кивнул. Остальные вышли.
— Мы нашли гаечный ключ для своих задниц, при чем такой, что, думаю, нас будут бить ногами, — сообщил Ньянгу. — Эрик только что приперся домой слегка навеселе с кое-чем интересным.
Иоситаро поведал о вечере, который Пенвит провел с Фрероном, отставным штабным офицером. Гарвин принялся было открывать очередной тоник, но поморщился.
— Это взывает к алкоголю.
— Что да, то да, — согласился Ньянгу, нашел две банки пива в гарвиновом холодильнике и открыл их.
Янсма жадно выпил.
— Почему мне вообще приходит в голову запихивать в свой организм что бы то ни было полезное, — удивился он, — когда вредное настолько вкуснее? Ладно. Итак, у нас есть некто с… может быть… некоей ценной информацией более-менее высокого уровня, по Конфедерации. Правда, десятилетней давности.
— Более старой, чем наша, но, безусловно, более высокого уровня, чем все, что есть у Корпуса, не так ли? — сказал Ньянгу.
Гарвин кивнул.
— Но это значит, мы останемся мишенями для этих сволочей.
— Которых?
— А это важно? — вздохнул Гарвин. — Конституционалистская пуля сделает тебя таким же мертвым, как и… Что там за партия у нашего мальчика… Социал-демократическая, правда?
Зажужжал ком. Ньянгу послушал, ответил, отключился.
— Помяни черта, — сказал он. — Наш питомец, старина Дорни Широкая Пасть, с помощником стучат в ворота. Пустим?
— Почему нет? — Гарвин допил пиво и бросил банку в мусороприемник. — Не думаю, что мы могли бы просто поднять паруса и смыться, верно?
— Нет, до тех пор, пока не выясним, является ли этот парень, которого мы должны подкупить, честным и голодным или просто какой-то очередной разновидностью проклятого контрагента, — согласился Ньянгу. — Хотя мысль о том, чтобы болтаться здесь, мне нравится не больше, чем тебе.
Раздался стук в дверь. Гарвин коснулся сенсора, и в комнату влетел с квадратными глазами Дорн Фили, сопровождаемый Бреком.
— Великие боги! — воскликнул Фили. — Да вы, ребята, опасны!
— Прошу прощения?
— Опасны и осторожны, — произнес Брек. — Полагаю, вы не слышали о том, что кто-то взорвал штаб конституционалистов около часа тому назад.
— Боюсь, нет, — сухо произнес Гарвин. — Мы заняты сугубо своими делами и готовимся к похоронам бедняжки Чапу.
— Говорят, убито больше ста двадцати пяти конституционалистских работников и что нападавшие использовали ракеты и полностью автоматические бластеры типа армейских, — сказал Фили. — Я слышал о десяти к одному, но… — Он оставил фразу неоконченной.
— Звучит так, — обратился Ньянгу к Гарвину, — будто там имело место нечто вроде промышленного взрыва, а?
— Это так? — невинно поинтересовался Гарвин.
— Сегодня вечером мы обсуждали, не потеряем ли мы вас, — сказал Брек. — Что было бы вполне понятно. И гадали, сможем ли мы убедить вас остаться, если передадим вам некоторые подразделения безопасности нашей партии.
— Ваш цирк добавил новую ноту в кампанию, — сказал Фили. — Холовставки из ваших благотворительных выступлений подняли зрительский интерес к тому, что в противном случае выглядело бы обыкновенной политической болтовней. И нам ужасно не хочется, чтобы вы улетели до победного празднества.
— Мы пока не улетаем, — сказал Гарвин. — Мы заключили сделку и сдержим слово.
— Хорошо, хорошо, — с жаром произнес Фили. — Особенно финальное ралли для работников нашей партии. Это послужит огромным моральным подспорьем для последней недели кампании.
— И, как я уже говорил, — добавил Брек, — у вас будет полная поддержка по части безопасности с нашей стороны.
— Мы используем ваших ребят, — сказал Ньянгу, — снаружи корабля. На борту не должно быть посторонних с оружием. Время такое.
— Вы, безусловно, достаточно компетентны, чтобы защитить себя самостоятельно… и моих сотрудников… — В словах Фили прозвучало сомнение.
— Именно, — подтвердил Ньянгу. — Особенно если все думают, что этот несчастный случай имеет к нам какое-то отношение. Это должно поумерить пыл.
— Не будьте столь уверены, — сказал Брек. — Конституционалисты некоторое время пробыли у руля, и они придумают что-нибудь убедительное, чтобы изменить свой образ действий.
Гарвин припомнил слова директора Бертла об утрате чувства пропорции и затем прикинул возможные последствия для Камбры в случае, если о его миссии станет известно.
— Нет, — решил он, — мы остаемся. Хотя неплохо бы обсудить наши финансовые отношения.
— Боги мои, — слабо прозвучал голос Дарод Монтагны. — Ты определенно становишься страстным после боя.
Она расплела свои ноги с бедер Гарвина, и тот перекатился на бок.
— Правда? — он провел ногтем большого пальца по ее груди и вниз по животу.