— Меня осудили за убийство Франца. Но я не собирался его убивать.
— Ну, конечно! Откуда тебе знать, что человеческая голова не может выдержать столько ударов?
— Я пришел туда не для того, чтобы убить его, — пояснил Верма, надувшись.
— Понятно. Это его вина, что он оказался дома, когда ты пришел его грабить. Очевидно, он был идиотом. Тебе следует вынести благодарность за то, что ты изъял его из генетического фонда.
Верма поднялся.
— Нечего меня трахать, Ковач!
— Еще бы. Ты наверняка обзавелся подходящим партнером в камере. Думаешь, его тоже отправят в Сент-Клауд? Или тебя будут привозить к нему на свидания?
Верма ткнул в него сигаретой, просыпав пепел на стол.
— Я не собираюсь в Сент-Клауд! Можете поговорить с моим адвокатом!
— С этим погрязшим в работе беднягой, получающим гроши от округа Хеннепин? Обязательно поговорю. Интересно, помнит ли он твое имя? — Поднявшись, Ковач обошел вокруг стола и положил руку на костлявое плечо Верма: — Садитесь, мистер Верма.
Верма со стуком опустился на стул. Он раздавил окурок о крышку стола и закурил другую сигарету.
— Я не убивал никакого копа!
— Само собой. Только чего ради окружной прокурор обвинил тебя в этом? Неужели потому, что хотел задать лишнюю работу клеркам в своем офисе? — Скорчив гримасу, Ковач снова сел. — Он обвинил тебя из-за того, что в этом преступлении ощущался твой почерк, верно?
— Ну и что? Никогда не слыхали о подражателях?
— Ты не кажешься мне образцом для копирования.
— Да? Тогда как же, по-вашему, мне удалось заключить с прокурором сделку? — самодовольно ухмыльнулся Верма. — У них не было ничего против меня по этому убийству. Ни отпечатков пальцев, ни свидетелей.
— Вот как? Выходит, ты — убийца-призрак. Но если не ты прикончил Кертиса, каким же образом его часы оказались в твоей квартире?
— Я и сам удивляюсь. Зачем мне воровать паршивый “Таймекс”?
— Стоят они ерунду, зато тикают. Вот ты и прихватил их заодно. Ты ведь знал Эрика Кертиса? Он, кажется, дважды арестовывал тебя за сексуальные приставания.
Верма пожал плечами и скромно опустил взгляд:
— Никаких обид. В последний день я предложил ему бесплатное обслуживание. Он ответил: “Может быть, в другой раз”. Жаль, что не успел.
— Значит, ты явился туда отдать должок, и одно привело к другому…
— Нет, — твердо заявил Верма, глядя прямо в глаза Ковачу и пуская струю сигаретного дыма ему в грудь. — Другие копы и окружной прокурор пытались вставить мне убийство Кертиса и не смогли. Вам это тоже не удастся, Коджак. — Он склонился над столом, стараясь выглядеть соблазнительно. — Если хотите, можете вставить мне кое-что другое.
— Я бы скорее вставил это “кое-что” в электрический патрон.
Верма расхохотался, откинувшись на спинку стула.
— Вы сами не знаете, чего себя лишили!
— Не думаю, что я буду особенно об этом жалеть.
Мерзко хихикнув, Верма высунул язык и пошевелил им.
— Не хотите, чтобы я вам отсосал? Или вставил язычок в задницу?
— Тьфу! — Ковач вскочил, вытащил из кармана висящего на спинке стула пальто коричневый шарф, подошел к видеокамере в углу комнаты и прикрыл ее шарфом.
Верма выпрямился, поднеся руку к горлу, не зная, радоваться ему или опасаться.
— Эй, приятель, это еще зачем?
Ковач вернулся к столу.
— По-моему, Ренальдо, эта камера все равно не работает.
Верма попытался соскользнуть со стула, но Ковач ухватил его за воротник.
— Единственное, что я хочу от твоей задницы, это пнуть ее как следует, — тихо сказал он. — Перестань дурить, Верма. Думаешь, у меня в Сент-Клауде нет людей, которые с радостью выполнят мою просьбу?
— Я не… — Верма умолк, втянув голову в плечи.
— Мой племянник работает там надзирателем, — соврал Ковач. — Здоровый парень — вырос на молочной ферме. Не блещет умом, но предан мне, как пес. Жаль только, что вспыльчив.
— Окей, окей!
Ковач отпустил его и сел.
— Вы не можете упрекать меня за попытку! — захныкал Верма, снова потянувшись за сигаретой. Ковач отодвинул от него пачку, вынул сигарету и закурил, убеждая себя, что это тактический ход. Верма внезапно ощетинился.
— Что тебе от меня надо, Коджак? Хочешь пришить мне убийство Кертиса? Хрен тебе! Я этого не делал. Окружной прокурор не стал на меня давить, так как понял, что ничего не выйдет. Но они все равно повесят это на меня — будут говорить, что засадили меня за убийство Франца и сэкономили деньги штата, не предъявляя второго обвинения. Ладно, меня это устраивает. Если ребята в Хайтсе будут думать, что я замочил копа, какой мне от этого вред? Но я не убивал Кертиса. Хочешь знать, кто это сделал, спроси сержанта Спрингера из твоего отдела. Он знает.
Некоторое время Ковач молча курил, злясь на себя за то, что испытывает наслаждение от попадающего в легкие никотина.
— Допустим, — сказал он наконец. — Тогда почему он не прижал этого сукина сына?
— Потому что этот сукин сын тоже коп.
— Это ты так говоришь.
— Так говорит тот смазливый парень из БВД.
Ковач весь напрягся:
— О ком это ты?
— Ну, такой спортивного вида красавчик — прямо модель от Версаче. — Верма мечтательно закрыл глаза.
— Значит, этот парень из БВД был здесь? Зачем? Чтобы сообщить тебе, что Кертиса замочил коп?
Верма молча выпятил нижнюю губу, и Ковачу захотелось его ударить.
— О чем он тебя спрашивал?
Верма пожал плечами:
— Об убийстве. О том, что произошло после. Обычные вопросы.
— И что ты ему рассказал?
— Почему бы тебе не спросить у него?
— Потому что я спрашиваю у тебя! Ты должен радоваться, Ренальдо, что оказался рангом выше, чем БВД. Выкладывай!
— Я сказал ему, что не убивал Кертиса и что мне плевать, сколько копов хочет, чтобы я признался в убийстве, — хоть он, хоть Спрингер, хоть тот патрульный.
— Какой еще патрульный?
— Который меня разукрасил. — Верма указал на переносицу. — Заявил, будто я сопротивлялся.
— Приношу извинения от имени департамента, — сказал Ковач, не испытывая угрызений совести. — У этого патрульного есть имя? Какой он из себя?
— Здоровенный парень. Я его назвал жеребцом, и ему это не понравилось. Но вам повезло: прежде чем он меня нокаутировал, я прочитал на его бирке фамилию “Огден”.
— Огден, — повторил Ковач. Ему сразу же припомнился Том Пирс, который боролся на полу с громилой в полицейской форме. Когда громила поднялся, у него кровоточил нос.
Огден…
— С Верма пришлось заключить сделку, потому что ваши ребята напортачили, — откровенно заявил Крис Логан, роясь в бумагах на столе. — Поговори с Кэлом Спрингером о цепочке улик. Спроси его, что он знает об ордере на обыск.
— Что-то было не так с уликами? — Коач стоял у двери маленького кабинета Логана, готовый бежать рядом с ним, так как прокурор должен был явиться в суд через пять минут.
Логан выругался сквозь зубы, глядя на захламленный стол. Это был высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати с небольшим. Он считался правой рукой окружного прокурора Теда Сэбина, который редко вел дела лично.
— Все не так, — проворчал Логан. — Черт побери, куда же я его дел?
Порывшись в мусорной корзине, он обнаружил там комок желтой бумаги размером с бейсбольный мяч, разгладил его на столе, прочитал текст, потом облегченно вздохнул, сунул бумагу в портфель и направился к двери.
Ковач последовал за ним.
— Мне пора в суд, — сказал Логан, пробираясь сквозь толпу в коридоре.
— У меня самого времени в обрез, — отозвался Ковач. Ему хотелось поскорее проскочить коридор: если Сейвард выполнила свою угрозу пожаловаться Леонарду, тот мог в любой момент вызвать его для крупного разговора.
Они шагнули в пустой лифт, и Ковач преградил путь пытавшимся войти в кабину следом.
— Прошу прощения, ребята, полицейское дело. — И он нажал кнопку, закрывая дверь.