глядя на замерзшее озеро. Казалось, с тех пор прошел целый год.
— Когда вы в последний раз говорили с Майком? — спросил Ковач, возвращаясь к рутинной процедуре.
— Вчера вечером. По телефону.
— В котором часу?
Фэллон разразился резким неприятным смехом.
— Ну и тип же вы. Ковач! Мои брат и отец умерли в течение недели, а вы уже подвергаете меня допросу третьей степени. За последние десять лет я видел старика не больше пяти раз, а вы думаете, что я мог убить его? Зачем мне это нужно?
— Я спрашиваю вас не поэтому. Но раз вы затронули эту тему, то должен выяснить для проформы, где вы были прошлой ночью между двенадцатью и четырьмя часами.
— Дома в постели.
— У вас есть жена или подруга, способные это подтвердить?
— Я женат, но мы живем раздельно. — Фэллон огляделся вокруг, словно ища нейтрального свидетеля того, что происходит, потом шагнул к Ковачу. Его лицо исказилось, из закрытых глаз потекли слезы. — Я ненавидел этого сукина сына, но ведь он был моим отцом! Я не желаю слушать вашу дерьмовую болтовню! — Он со стоном наклонился, как будто получил удар в живот. — Господи, меня сейчас вырвет!
Ковач спешно преградил дорогу в ванную, но Фэллон и не собирался туда идти. Он побежал в кухню и вышел через заднюю дверь. Ковач двинулся было следом, но в этот момент прибыла наконец экспертная группа. К тому времени, когда он смог выйти на заднее крыльцо, Нил Фэллон, уже немного пришел в , себя. Он стоял, прислонившись к перилам, глядя на задний двор, и прикладывался к металлической фляжке. Его лицо посерело, глаза были красными. Не оборачиваясь, он указал на старый облетевший дуб в дальнем углу двора.
— В детстве мы с Энди вешали на этом дереве злодеев.
— Вы играли в ковбоев?
— В ковбоев, в пиратов, в Тарзана… Энди следовало бы повеситься здесь. Тогда все снова собрались бы, вместе — Энди, висящий на дубе на заднем дворе, Железный Майк в доме с размозженной головой, а я привел бы машину в гараж и удушил себя газом.
— Какой голос был у Майка вчера по телефону?
— Такой же, как всегда. “Я должен быть на этой чертовой панихиде к десяти”. — Нил изобразил отца с максимальной степенью точности. — “Не опаздывай”. Старый мудак! — пробормотал он и вытер нос рукой в перчатке.
— В котором часу это было? Я пытаюсь установить точное время происшедшего. Нам нужно это для протокола, — объяснил Ковач
Фэллон пожал плечами, глядя на дуб:
— Не знаю. Я не обратил внимания. Возможно, около девяти.
— Этого не может быть. Около девяти я встретил его в доме вашего брата.
Нил уставился на него:
— Что вы там делали?
— Проверял, не упустил ли чего.
— Что вы могли упустить? Энди повесился. Разве вы в этом сомневаетесь?
— Я человек дотошный и люблю до всего докапываться, — ответил Ковач. — Я хочу знать, над чем он работал, что происходило в его личной жизни, — одним словом, получить полную картину. Понятно?
Если Фэллон и понял, то не показал этого. Он отвернулся и снова глотнул из фляжки.
— Я привык к тому, что люди гибнут, — продолжал Ковач. — Наркоторговцы убивают друг друга из— —за денег, наркоманы — из-за наркотиков, мужья и жены — из ненависти. Но всему этому есть какая-то причина. Когда человек вроде вашего брата решается на самоубийство, я должен выяснить причину.
— Желаю удачи.
— Что произошло с вашим лицом?
Фэллон провел рукой по синяку на щеке, словно пытаясь его стереть.
— Ничего. Поцапался немного с клиентом на автостоянке вчера вечером.
— Из-за чего?
— Он отпустил какую-то шуточку, а мне в тот вечер было не до смеха. Я вышел из себя и сказал что-то насчет его сексуальной ориентации. Он сбил меня с ног и был таков.
— Это нападение, — заметил Ковач. — Вы вызвали копов?
Фэллон нервно усмехнулся:
— Он сам был коп.
— Вот как? Городской?
— На нем не было униформы.
— Тогда откуда вы знаете, что он коп?
— Как будто я не могу почуять копа за милю!
— Вы знаете его имя или номер значка?
— Еще бы! Когда он меня нокаутировал, мне больше делать было нечего, как спрашивать у него номер значка. Как бы то ни было, я не хочу подавать жалобу. Этот парень знал Энди и сказал о нем гадость, вот я и решил с ним разобраться.
— Как он выглядел?
— Как половина копов в мире, — раздраженно отозвался Фэллон.
Сунув фляжку в карман, он вытащил из пачки сигарету неловкими от холода пальцами и долго пытался прикурить, ругаясь сквозь зубы. Наконец ему это удалось, и он глубоко затянулся.
— Зря я вам об этом рассказал. Я не хочу затевать дело. Это и моя вина — когда я выпью, то теряю над собой контроль.
— Он был высокий или низкорослый? Белый или черный? Старый или молодой?
Фэллон нахмурился, переминаясь с ноги на ногу и не глядя на Ковача.
— Я даже не уверен, узнал бы я его, если бы увидел снова. Да это и неважно.
— Это может значить очень многое, — возразил Ковач. — Ваш брат работал в БВД и, судя по всему, нажил себе немало врагов.
— Но Энди покончил с собой, — настаивал Фэллон. — Повесился. Дело закрыто.
— Похоже, все этого хотят.
— Но не вы?
— Я хочу правды — какой бы она ни была.
Нил Фэллон мрачно усмехнулся и снова посмотрел на задний двор. 1
— Тогда вы выбрали не ту семью, Ковач. Фэллоны никогда не стремились к правде. Мы всю жизнь лгали друг другу — и самим себе. Это у нас получалось лучше всего.
— Что вы имеете в виду?
— Мы типичная американская семья — вот что. По крайней мере, были таковой, пока две трети из нас не покончили с собой на этой неделе.
— Может кто-нибудь еще опознать этого парня, с которым вы подрались вчера вечером? — спросил Ковач. В данный момент он был больше озабочен мыслью о возможном пребывании Огдена в баре Нила Фэллона, чем убыванием жизненных сил семейства Фэллон.
— Я работал один.
— А другие клиенты?
— Возможно, могут, — нехотя проворчал Фэллон. — Господи, лучше бы я сказал вам, что налетел на дверь!
— Вы были бы не первым, сделавшим такую попытку за сегодняшний день, — пробормотал Ковач. — Вы говорили с Майком по телефону до или после драки?
Фэллон выпустил дым через нос.
— Наверно, после. А какая разница?
— Майк был не в себе, когда я видел его в последний раз, — пьян или под действием транквилизаторов.
Если вы говорили с ним позже, он, должно быть, уже пришел в себя.
— Еще бы! Старик никогда не упускал возможности придраться ко мне. Что бы я ни делал, все было не так. Он никак не мог примириться…
— С чем?
— С тем, что я не похож на него и на Энди! А ведь, казалось бы, узнав, что Энди “голубой”… Ну да ладно, он мертв, так что это уже не имеет значения. Все кончено. — Нил еще раз посмотрел на дуб, бросил сигарету в снег и взглянул на часы: — Мне пора. Может, я успею похоронить одного, прежде чем другой похолодеет. — Подойдя к двери, он бросил взгляд на Ковача. — Не хочу вас обидеть, но надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Ковач не ответил. Он стоял на крыльце, глядя на дуб и представляя себе двух маленьких братьев Фэллон, у которых еще вся жизнь впереди, играющих в хороших и плохих парней. Если существует что-то, чего люди никогда не забывают, то это детство. Если есть связи, никогда не рвущиеся до конца, то это семейные связи.
Ковач проворачивал эти мысли у себя в голове, как медведь ворочает камни в надежде найти под ними какую-нибудь пищу. Он думал о зависти, злобе и разочаровании в семье Фэллон, а также о неизвестном копе, с которым подрался Нил Фэллон на автостоянке перед своим баром.
Неужели Огден был настолько глуп, чтобы отправиться туда? Зачем? Или “глуп” не то слово? Может быть, следует поинтересоваться, какая ему от этого выгода?
Размышляя об этом, Ковач вдруг сообразил, что Нил Фэллон даже не попросил разрешения взглянуть на отца. Обычно родственники жертвы всегда требуют этого, иногда даже отказываясь верить страшному известию, пока не увидят труп собственными глазами. Нил об этом не просил. И, сказав, что его тошнит, пошел не в ванную, а к задней двери.