— “Может быть” не считается. Может быть, отпечатки смазались, потому что у него вспотели пальцы и елозили по рукоятке или когда оружие выскользнуло у него из руки после выстрела.
— Свидетельница видела грузовик Нила Фэллона на месте преступления, — напомнил Элвуд.
— А Фэллон утаил, что был там, — добавил Ковач.
— Но ведь он был там за два или три часа до времени смерти, не так ли?
— Нил не ладил с Майком, — вмешалась Лиска. — Он долго копил в себе гнев и ревность. Майк отказался одолжить ему деньги, в которых он нуждался. Фэллон признает, что поссорился с отцом и даже ударил его.
— Но ведь он не признает, что убил его. Ковач выругался.
— Выходит, мы должны подавать тебе каждого преступника на тарелочке, словно рождественскую индейку, с подписанным признанием в клюве?
— Вы должны представить мне достаточное количество доказательств. Любой адвокат за пять минут не оставит от подобного обвинения камня на камне. У вас имеется мотив и возможность, — правда, не соответствующая медицинскому заключению, — но нет ни вещественных доказательств, ни свидетелей. Что из того, что парень вам солгал? Все лгут копам. У вас недостаточно улик для ареста, а у меня — для передачи дела в суд. Найдите кого-нибудь, кто слышал выстрел, когда Нил Фэллон находился на месте происшествия. Найдите кровь старика на его ботинках. Найдите что-нибудь.
— Если Нил сжимал руку Майка, державшую револьвер, он должен был оставить отпечатки на его коже, — заметила Лиска.
— Теперь их будет нелегко обнаружить, — вздохнул Ковач. — Стоун и Ларе обследовали руки Майка в поисках следов самообороны.
— Все-таки попробуй попросить Стоун, — настаивала Лиска. — Пусти в ход свой шарм, Сэм! Ковач закатил глаза.
— Как насчет ордера на обыск у Нила Фэллона? — спросил он. — Может быть, нам удастся найти окровавленную обувь.
— Отпечатайте просьбу и обратитесь к судье Лундквисту. Можете сослаться на меня. — Логан посмотрел на часы и стал надевать пальто. — Если этот ублюдок прикончил старика, он должен понести наказание. Но для обвинения нужны более веские основания. Иначе это обернется лишним поводом для прессы нацелить на нас свои камеры, а я не желаю оказаться в центре внимания, вступив в кучу собачьего дерьма. Ну, мне пора. Меня ждут в кабинете судьи. — Логан вышел, прежде чем кто-либо успел возразить.
— Скверно, когда у прокурора политические амбиции, — заметил Элвуд. — Он идет на риск, только имея все шансы выиграть.
— А по-моему, Логан прав, — вмешался Леонард. — Департамент не может себе позволить еще одно фиаско.
“Иными словами, лейтенант не хочет, чтобы начальство надрало ему задницу, — подумал Ковач. — Все ясно: Эйс Уайетт будет дирижировать за кулисами, а в дерьме утопят меня и Лиску. Элвуд может выкрутиться: он на периферии расследования”.
— Я подам прошение об ордере, — сказал Ковач.
— Мы, наверное, должны обратиться в офис шерифа, — заметил Элвуд. — Думаю, они захотят участвовать в обыске. Это их юрисдикция.
Леонард собирался ответить, но Ковач опередил его:
— Позвони Типпену и попроси помочь. Если туда приедет кто-то из офиса шерифа, то лучше пусть это будет он.
В этот момент заработал пейджер Лиски, и она протянула руку к поясу.
— Я должна идти, Сэм. Ибсен пришел в сознание. Я понадоблюсь тебе для обыска?
— Нет, можешь идти.
— Мне звонил начальник ночной смены, — громко произнес Леонард, заставив Лиску остановиться у двери. — Я согласился, чтобы вы помогали Каслтону в расследовании нападения на Ибсена. Конечно, если вам это интересно.
— Спасибо, лейтенант. — Лиска тщетно пыталась не выглядеть глупо. — Я как раз собиралась вам сообщить, что Ибсен — мой информатор.
— Может быть, когда вы вернетесь, у вас найдется пять минут, чтобы рассказать мне, о чем именно он вас информировал?
— Конечно.
Когда Леонард вышел, она повернулась к Ковачу и скорчила гримасу.
— Удачи, Динь, — пожелал он. — Надеюсь, парень обладает способностью хорошо видеть ночью и не потерял память.
— Я буду рада, если он сможет связать пару слов.
Как выяснилось, “пришел в сознание” было преувеличением. Ибсен всего лишь приоткрыл один глаз и застонал. Персонал отделения реанимации медцентра округа Хеннепин отреагировал на это солидной дозой морфия.
Ибсен выглядел маленьким и жалким, лежа на койке, перевязанный с головы до ног и присоединенный проводами к целой батарее аппаратов. Никто не сидел рядом с ним, моля бога о его спасении. По словам медсестер, никто не приходил навестить беднягу, хотя его босс в клубе “Мальчики будут девочками” был уведомлен о случившемся и должен был сообщить об этом друзьям Ибсена. Очевидно, таковых у него не имелось. К тому же тот факт, что его превратили в кровавое месиво, мог удержать знакомых от дальнейших контактов.
— Вы слышите меня, мистер Ибсен? — спросила Лиска в третий раз.
Он лежал лицом к ней с открытыми, но пустыми глазами. Впрочем, некоторые считают, что слова проникают в мозг человека, даже пребывающего в глубокой коме. Кто она такая, чтобы это опровергать?
— Мы доберемся до тех, кто сделал это с вами, — пообещала Лиска.
Мысль о том, что это сделали копы, осквернив свой мундир, вызывала у нее тошноту. Вред причинен не только Кену Ибсену. Это отразится на имидже департамента, на доверии граждан к тем, кто должен их защищать. Она ненавидела Огдена и Рубела за то, что они обманули это доверие. А еще за то, что они подорвали ее веру в сообщество полицейских, служившее ей второй семьей большую часть жизни.
Лиска не была наивной, она знала, что среди копов достаточно дряни. Но убийство или даже попытка убийства? Все в ней восставало против этого, хотя Кен Ибсен являлся живым доказательством — вернее, еле живым.
— Они ответят за все, — прошептала Лиска и вышла из палаты.
Дежуривший у двери патрульный читал рыболовный журнал. Согласно бирке, его звали Хесс. Толстяк, дожидающийся пенсии или сердечного приступа — в зависимости от того, что наступит раньше. Его ухмылка при виде Лиски означала: “Надо же, баба-сержант!” Лиске захотелось вышибить из-под него стул или выхватить из рук журнал и огреть им его по голове, но она не могла себе позволить ни того ни другого.
— Из какого вы участка, Хесс?
— Из третьего.
— Вы знаете, почему вас прислали сюда, в центр города?
Он пожал плечами:
— Чтобы охранять этого парня.
Хесса явно не интересовало, почему эту работу не поручили кому-нибудь из главного управления. Он был рад возможности освежить знания об удочках и наживках. Лиска настояла на человеке со стороны, опасаясь, что солидарность среди патрульных управления подвергнет Ибсена риску. Эта дурно понятая солидарность уже уничтожила улики на месте гибели Энди Фэллона, когда первый патрульный, откликнувшийся на вызов, впустил в дом Огдена и Рубела. Впрочем, Лиска не была уверена, что дежурство у двери такой дубины, как Хесс, не кончится так же плохо.
— Каслтон приходил сюда? — осведомилась Лиска.
— Нет.
— А кто-нибудь еще из департамента?
— Нет.
— Если кто-то, кроме врачей и сестер, зайдет в палату, меня следует сразу же уведомить.
— Угу.
— Кто бы ни зашел сюда, оторвите задницу от стула и смотрите через стекло! Я, например, могла бы убить его пять раз, пока вы тут сидели, думая о приманках и блеснах.
Хесс надул губы: ему явно не понравилось, что его поучает женщина.
Спускаясь в лифте. Лиска думала об Огдене и Рубеле, о том, как далеко они могут зайти и не предпримут ли очередную попытку добраться до Ибсена здесь, в больнице. Конечно, это страшный риск, но если они замешаны в убийстве Эрика Кертиса и гибели Энди Фэллона, если они могут сделать с человеческим существом то, что сделали с Кеном Ибсеном, значит, они способны на все.
Впрочем, не исключено, что они не хотели убивать Ибсена. Живой, он служил более устрашающим символом, если им нужно было предупредить, чтобы не совали нос в их дела. Лиска не могла понять только, почему, они ждали до сих пор. Почему не действовали, пока шло расследование. Может быть, сам Ибсен тревожил их не так сильно, как ее стремление открыть дело заново? Ведь пока она не вмешалась, словам Ибсена никто не придавал особого значения.