Дальше додумать у него не получилось, потому что из-за замка, откуда-то со стороны едва видневшегося сада, вышли кони. Нет, не так: вышли Кони… Они грациозно переступали точёными ногами, встряхивали вычесанными гривами, в которых чья-то заботливая рука заплела косички, украсив их бусинами, и косили хитрыми глазами на сопровождавших их… демонов.
С невероятным изумлением Огюст узнал на куртках ведущих коней воинов — а демоны редко бывали не воинами — герб дома Аш-Триэров, владельцев и заводчиков лучших в мире скакунов. Обладание даже одним таким красавцем считалось невероятной удачей и показателем очень высокого положения, а тут, в этом дремучем захолустье, целых пять великолепных коней! Немыслимо!
К счастью, Огюсту хватило сообразительности не предлагать таким конюхам подзаработать, иначе на боевом факультете в то же мгновение осталось бы девять студентов. Проводив взглядом весело переговаривающихся демонов, молодой человек подошёл к своим сундукам и с ненавистью посмотрел на них. Зачем он набрал с собой столько барахла? Но ведь никто даже помыслить не мог, что ему придётся самому их таскать!
Несмотря на то, что дождь прекратился, в воздухе висела противная сырость, а виднеющиеся из-за забора окрестности начали затягиваться белёсым влажным туманом. Огюст обернулся и посмотрел на здание общежития: в некоторых окнах начал загораться свет, значит, там тоже живут будущие студенты, в том числе и с его факультета. Хорошо им: сидят в тепле и наверняка даже не догадываются, как он здесь мучается. И ведь никто даже не подумает выйти и помочь будущему однокурснику. О том, что, окажись он на месте тех, кто сейчас не торопился выходить на промозглую улицу, ему даже в голову не пришла бы мысль о помощи кому-то, он не подумал.
Завтра же, нет, даже сегодня, он напишет отцу и потребует, чтобы тот забрал его отсюда. Всё должно иметь какие-то границы, тем более что его вина не так чтобы и велика. Да, он ведёт достаточно свободный образ жизни и не привык ни в чём себя ограничивать, так что же в этом такого? Кто-то рождён для работы и службы, а кто-то — для роскоши. Себя Огюст, ни на секунду не сомневаясь, относил ко второй категории.
Но проблема была в том, что до приезда отца, в котором молодой человек ни на секунду не сомневался, нужно было как-то дожить. И треклятые сундуки каким-то образом переправить в комнату. Но не тащить же их действительно на тачке, как посоветовал комендант Аш-Арбиэль!
И тут Огюст прислушался: откуда-то доносилось легкомысленное посвистывание. Некто пока невидимый пытался воспроизвести мотивчик модной в этом сезоне достаточно фривольной песенки. Вряд ли это тоже окажутся демоны или призраки, о которых, судя по всему, больше разговоров, призванных напугать будущих студентов, чем правды. Случай за воротами, вытесненный более насущными проблемами, уже казался молодому человеку чем-то вроде дурного сна.
Он повернулся в сторону, откуда доносился свист, и с радостью увидел обычного деревенского мальчишку, который бодро топал босыми ногами по лужам, поднимая фонтанчики брызг. Светлая рубаха из какого-то явно дешёвого материала — Огюст даже названий таких тканей не знал — промокла, но это, судя по всему, босяка совершенно не смущало.
– Эй, ты, поди сюда! – окликнул мальчишку Огюст. – Быстро!
– Это ты мне? – босяк с удивлением смерил его взглядом.
– Ну а кому? – молодой аристократ сморщил нос и повелительно прищёлкнул пальцами. – И как ты смеешь говорить мне «ты», наглец?!
– Ууу, как всё запущено, – непонятно проговорил мальчишка и вдруг хитро улыбнулся. – А чего надо-то?
– Не «чего надо», а «чего изволите, ваша светлость»! – Огюст наконец-то нашёл, на ком можно выместить накопившееся за день раздражение. – И пошевеливайся, мерзавец!
– Прелесть какая! – восторженно взвыл мальчишка, но разошедшийся Огюст не обратил на его странную речь никакого внимания: вот ещё! Делать ему больше нечего: только каких-то голодранцев слушать.
– Вон там, – молодой аристократ ткнул толстым пальцем в сторону ворот, – три сундука. Они должны через пять минут быть в моей комнате, ясно? Не будет выполнено — шкуру спущу!
– Шкуру — это вряд ли, она мне, знаешь ли, дорога как память, – доверительно сообщил окончательно разозлившемуся Огюсту босяк, – и потом: зачем мне столько хлопот? Ты спустишь, а мне её после этого стирать, гладить, может быть, даже штопать! Оно мне надо?