Выбрать главу

Эти парадоксы сопровождаются вроде бы противоречащими друг другу аргументами, приводимыми Международным валютным фондом (МВФ) и Министерством финансов США до кризиса в Восточной Азии, во время него и после его завершения, а также несогласованными действиями, осуществлявшимися тогда и в наши дни. МВФ, возможно, и утверждал, что он верит в рыночный фундаментализм, то есть исходит из того, что рынки являются эффективными саморегулирующимися системами и что поэтому, если вы хотите добиться от них максимального роста и эффективности, лучше всего оставить их в покое и предоставить им возможность применять лишь собственные механизмы. Но, когда случился кризис, МВФ призывал уже к масштабной государственной помощи и беспокоился по поводу «заразности» возникшей болезни, полагая, что она может распространяться от одной страны к другой. Но такая заразность является наиболее типичным случаем экстерналий, а если возникают экстерналии, верить (если вы мыслите логически) в рыночный фундаментализм никак нельзя. Даже после многомиллиардных вливаний, сделанных в ходе оказания помощи, МВФ и Министерство финансов США сопротивлялись принятию мер (регулирующего характера), которые могли бы снизить вероятность наступления в будущем новых «несчастных случаев», а сами эти катастрофы сделать менее дорогостоящими. Они этого не делали, так как считали, что на фундаментальном уровне рынки как таковые работают хорошо, причем продолжали верить в это даже после неоднократных случаев, которые наглядно демонстрировали, что на самом деле рынки неспособны это делать.

Указанные меры помощи являются примером набора не согласованных друг с другом мер с потенциально возможными долгосрочными последствиями. Экономисты беспокоятся о стимулах: можно даже утверждать, что в списке тех вещей, которые их волнуют, это беспокойство стоит на первом месте. Один из аргументов, выдвигаемый на многих финансовых рынках и обосновывающий отказ от помощи людям, которые оказались втянуты в ипотечные схемы и которые не могут теперь осуществлять по ним платежи, состоит в утверждении, что такая поддержка приведет к усилению «риска недобросовестного поведения», то есть к тому, что стимулы к погашению долгов окажутся ослаблены, если участники ипотечных схем будут знать, что существует какая-то вероятность, что в случае их неплатежей им будет оказана помощь. Беспокойство по поводу такого морального риска побудило МВФ и Министерство финансов США выступить с заявлением о том, что они категорически против оказания помощи Индонезии и Таиланду, что привело к масштабному краху банковских систем этих стран и породило более глубокий экономический спад. Беспокойство по поводу моральной ответственности сыграло свою роль и при принятии решения об отказе от спасения инвестиционного банка Lehman Brothers. Но это решение в конечном счете привело к самым масштабным в истории спасательным работам. Когда после событий, связанных с Lehman Brothers, дело дошло до крупнейших американских банков, все заботы по поводу моральной ответственности были отодвинуты в сторону, причем настолько далеко, что сотрудникам банков было разрешено получить огромные бонусы за понесенные рекордные потери. Продолжали выплачиваться и дивиденды, а позиции акционеров и держателей долговых обязательств оказались защищены.

Отчасти сущность нынешнего кризиса объясняют повторяющиеся спасательные операции (здесь уже надо говорить не просто о помощи, а о готовности Федеральной резервной системы обеспечить ликвидность в критической ситуации): ФРС и Министерство финансов фактически поощряли банки действовать все более безрассудно, и поэтому эти финансовые институты знали, что если у них возникнет проблема, то скорее всего они будут спасены. (Финансовые рынки называли такую политику «путом Гринспена-Бернанке»), Регуляторы исходили из ошибочного суждения: они полагали, что если экономика страны выжила и в целом все обошлось, это заслуга хорошо сработавших рынков, и поэтому регулирование не нужно. При этом они упускали из вида, что это выживание стало возможным лишь благодаря масштабному вмешательству правительства. В наши дни проблема моральной ответственности более серьезна, чем когда-либо.