Очевидно и то, что такая политика формировалась под воздействием групп с особыми интересами — финансовых рынков. Более сложна в этом отношении роль экономической науки. В длинный список тех, кто несет ответственность за возникновение этого кризиса, я включил бы профессионалов в области экономической науки, так как они снабжали группы с особыми интересами аргументами в пользу эффективности и саморегулируемости рынка и делали это даже несмотря на то, что развитие этой науки на протяжении предшествующих двух десятилетий показало, что данная теория подтверждается только при наличии очень специфических условий. И результате кризиса экономическая наука (как теоретическая, так и прикладная, обслуживающая политические запросы) почти наверняка изменится настолько же, насколько изменится и экономика; некоторые из этих изменений рассматриваются в предпоследней главе данной книги.
Меня часто спрашивают, как профессионалы, занимающиеся экономической наукой, могли так сильно заблуждаться. В этой профессии всегда есть экономисты с «медвежьим» уклоном, считающие, что основные проблемы еще впереди; они-то и предсказали девять из последних пяти экономических спадов. Но была небольшая группа экономистов, которые не только разделяли «медвежью» философию, но и имели общие взгляды о том, почему экономика сталкивается со всеми этими неизбежными проблемами. Когда мы собирались на различных встречах, вроде Всемирного экономического форума в Давосе, который проводится там каждую зиму, мы делились друг с другом нашими диагнозами и пытались объяснить, почему день расплаты, приближение которого каждый из нас видел так ясно, все еще не наступил.
Мы, экономисты, хорошо умеем выявлять движущие силы, но не столь хорошо умеем предсказывать точные сроки. На давосской встрече 2007 года я оказался в неудобном положении. На предыдущей такой же встрече я предсказал приближение проблем, причем заявил об этом очень решительно. Однако в начале 2007 года глобальный экономический рост продолжался, причем высокими темпами. 7 % общемирового темпа экономического роста были почти беспрецедентными. Хорошие новости появились даже в отношении положения дел в Африке и Латинской Америке. Как я уже объяснял своей аудитории, из этого следовало, что либо мои основные теории были неправильными, либо то, что кризис, когда он разразится, окажется более тяжелым и продолжительным, чем мог бы быть, случись он раньше.
Я, безусловно, сделал выбор в пользу последнего толкования.
* * *
Нынешний кризис выявил фундаментальные недостатки в капиталистической системе или по крайней мере в той своеобразной разновидности капитализма, которая возникла во второй половине XX века в Соединенных Штатах (иногда называемой капитализмом в американском стиле). Дело не в ошибках отдельных лиц или каких то специфических недостатках, нельзя говорить и о том, что нужно устранить лишь несколько незначительных проблем и произвести настройку нескольких стратегий.
Увидеть эти недостатки было непросто, потому что мы, американцы, очень сильно хотели верить в нашу экономическую систему. «Наша команда» действовала гораздо лучше, чем наши заклятые враги из советского блока. Сила нашей системы позволила нам одержать победу над их слабостью. Мы болели за нашу команду на всех соревнованиях: США против Европы, Соединенные Штаты против Японии. Когда министр обороны США Дональд Рамсфелд подверг резкой критике «старую Европу» за ее оппозицию нашей войне в Ираке, мы опять же мысленно имели в виду очередное соперничество: между склеротической социальной моделью Европы и динамической — США. В 1980–х годах успехи Японии вызвали у нас некоторые сомнения. Была ли наша система действительно лучше, чем у «корпорации» Japan, Inc.? Это беспокойство было одной из причин, объясняющих, почему мы испытывали чувство удовлетворения во время краха 1997 года, случившегося в Восточной Азии: ведь там многие страны взяли на вооружение элементы японской модели. Конечно, мы не злорадствовали публично по поводу десятилетнего недомогания Японии в 1990–е годы, но фактически мы потребовали от Японии принять наш стиль капитализма.
Усилению нашего самообмана способствовали и некоторые цифры. Ведь, в конце концов, наша экономика росла намного быстрее, чем почти все другие, если не считать Китай, а с учетом проблем, которые, как мы думали, возникнут в китайской банковской системе, коллапс в этой стране представлялся лишь вопросом времени. Примерно так мы думали.