НОСТАЛЬГИЯ СТОЛЕТИНА
Столетин был вынужден часто укорачивать шаг, при этом он балансировал словно эквилибрист, передвигающийся по цирковому канату. Балансировал он действительно для того, чтобы не упасть, ведь к вечеру подморозило, и дневное месиво из грязного снега теперь превратилось в сплошной каток. Живот Столетина приятно грело грамм четыреста коньяка, ну и в голове было довольно-таки не плохо: деревья, конечно, не гнулись, но камыш слегка шумел. Шёл Столетин от дружка, возвращался домой, к жене. «Ну что ж, - мысленно подводил он итоги проведённого дня в гостях, - глупостей вроде никаких не совершил. Подружке (друга) на прощание ручку лизнул - и это выглядело по-джентельменски. А вообще чёрт бы её побрал, так хотелось с другом посидеть тет-а-тет. Ну да ладно. Что ещё? Поговорили о литературе. Да-а-а, а иначе не стоило и выпивать. Женщин похвалил, в общем смысле - как пол, как божье создание. Да, разок упёрся в принципы - это когда речь шла о литературе, но ничего-ничего, остались при своих. Короче, день удался». После такой оптимистической ноты Столетин перевёл дух, затем пересёк по едва заметному пешеходному пути проезжую дорогу, и вот он уже намеревался свернуть в знакомый до боли переулок, как что-то его заставило остановиться и вздрогнуть. Короткое, клетчатое, чёрное с красным пальто. Короткое, чёрное с красным пальто. Оно облегало тело худенькой, среднего роста женщины, и оно время от времени тоже балансировало, постепенно удаляясь от прицельного взгляда Столетина. «Катька!» - хотел было крикнуть он, но затем лениво подумал: «Зачем?» И всё же ноги его заскользили за женщиной. А ведь тогда был июль, а июль это вам не март. А солнца было, ой, сколько было солнца. «Ну, июль, солнце, а дальше что? Кровать её мамы? Тьфу! Раньше! Кино? Нет, раньше! Ещё кино? Нет, идиот! Июль, солнце, река... Рыбалка! Я же рыбак, рыбалка была раньше всего. Точно! Деревня Клюевка, моя собственная бабка, к которой приехал на каникулы, кусты, деревья, река, чайки, ры-ба-лка!» Столетин забыл про скользкий тротуар, каменные дома, вообще про город, он видел только семнадцатилетнею дочку соседей - Катьку. В голубом платьице, задранном до бёдер, Катька, усевшись на деревянном мостике, полоскала бельё. - Ты что, дура, делаешь? - кричал ей Столетин. - Вроде выросла уже, должна понимать, я же рыбачу. Ты что удочку не видишь? А ну прекрати! - Сам дурак! А ещё в институт приняли. «Интэллигентом буду, интэллигентом буду». Вот напишу в твой институт о том, как ты выражаешься. Рыбак с печки бряк. Чё ты здесь поймаешь, надо вниз по речке идти! А где мне бельё прикажешь полоскать? - Берега мало? Вон подальше по берегу зайди в воду и полощи своё бельё. Тут Столетин вспомнил - он был в семейных по колено, а в воде стоял по щиколотку. Он спешно продвинулся глубже в воду, при этом охнул от набежавшей на плоть прохлады. Ой, ну Катька! Катька смеялась, потому что знала - несмотря на тёплую, солнечную погоду глубинная вода в проточной реке, со дна которой к тому же били ледяные ключи, была довольно-таки холодной. - Давай купаться, студент! - Купайся одна, доярка! Только в стороне, дальше. Итак, не клюёт, а тут ты ещё. - Июль, какая рыбалка, студент! Сматывай удочки и приходи сюда через полчаса. Придёшь?! Что-то ёкнуло внутри Столетина, а вода показалась теплее. Он угрюмо зыркал - то в сторону Катьки, то в сторону торчащего из воды гусиного пера. - Ну, что молчишь, студент? - русоголовая девушка (да, она же русая, русая, и с косой!) русоголовая девушка с косой выжала тряпку, шлёпнула ею об дно эмалированного тазика и встала. Подол голубого платьица упал на колени. - Приду, - выдавил из себя Столетин. Её смех долго не утихал. Ах, какой звонкий смех у Катьки. За полчаса Столетин смотал удочки, сбегал в бабкин дом, где переоделся в чистые джинсы и свежую футболку, побрился, надушился, и вот он чистенький и благоухающий уже на знакомом мостике - стоит, ждёт. - Ждёшь? - Жду. Она так же переоделась - в розовое, с вызывающем вырезом и коротким рукавом платье. Подол выше колен, прекрасных девичьих колен. - Поплаваем? - Поплаваем. Теперь вместо семейных трусов на нём были современные плавки, на ней раздельный стильный купальник. Они зашли в воду одновременно. Девушка, распустив косу, сразу же поплыла к противоположному берегу. Столетин заахал, заухал, делая вид, что собирается нырнуть, но плавать-то он не умел. Катя это знала и, подплыв к Столетину, сказала очень серьёзно: - Всё, студент, отнырялся. Будем учиться плавать. Тот отвёл глаза. Но, уж лучше «барахтаться» под предводительством деревенской Катьки в деревенской речке, чем у кого-то брать уроки плаванья в студенческом бассейне, где при этом Лора , Клара, Зина так грациозно таранят воду. А вдруг Катька и в самом деле научит? Научила... Столетин остановился перед вывеской «Продукты». Клетчатое, чёрное с красным пальто скрылось под этой вывеской. Он залез в карманы, нашарил зажигалку и сигареты. Закурил. А может сейчас, когда выйдет из магазина, напомнить о себе? Но, сколько же минуло лет? Боже, сколько минуло лет! Лет пятнадцать, наверное. А что, не так уж и много. Столетин поперхнулся дымом, с писком чихнул. «Чего я зябну? Почему не иду домой?» Он скривил губы: «К жене, почему не иду». А вечером посетили клуб, где смотрели кино. Показывали какую-то комедию. Они сидели, держась за руки, а сзади всё кто-то сопел и сопел. Вот этот, который сопел, и встретил их за клубом. Правда, он не один встретил, их всего четверо встречало. Но этот сопливый, лобастый телёнок, комбайнёр-механизатор ударил его первым и, гад, попал прямо в нос. Ох, и потом нос был у Столетина, если бы был Новый год, деда Мороза приглашать не надо было. Но и он в ответку махал ручками и даже ножками, а как же, карате-до, то есть после учёбы маненько отрабатывал. Катька визжала, поросёнка режут - тот так не визжит. Её-то визга больше всего и испугались те четверо. А дальше всё было классическим: после драки лечение народными средствами, ну, а потом кровать её мамы. Потом обещания были, вот, мол, обучусь, заберу в город, женюсь. Обучился, но не забрал, не женился... Столетин смял бычок, ужалив ладонь, но боли не почувствовал. Согнувшись под двумя огромными сумками, со сбившейся на глаза русой чёлкой, выпирающей из-под серенькой беретки, но без косы, из магазина выруливала Катька. Шаг. Шаг. Шаг. Столетин, словно заворожённый, наблюдал за близкой когда-то ему женщиной и не сразу понял, что женщина-то эта поскользнулась и упала, выбросив вперёд себя сумки. Понял, ринулся на помощь. - С вами всё в порядке? Вот ваши сумки. - Ой, спасибочки! Ой... Их взгляды встретились. «Катька-Катенька, что с тобою сделала жизнь. У глаз морщинок-то, морщинок». Это была уже не та Катька. А вот подол клетчатого пальто упал на колени точно так же, как когда-то то голубое платьице. - Что здесь происходит?! - Столетин услышал над своим ухом мужской бас и сопение. Он повернул голову и узнал - перед ним стоял тот самый сопливый, лобастый телёнок, комбайнёр-механизатор. Лицо не хорошее, пьёт, видимо, много. - Катерина! Ты хоть предупреждай: в какой магазин пошла. А это что за супчик тебе сумки подаёт? Женщина смотрела то на Столетина, то на лобастого, как будто сравнивала их, а в глазах у неё была такая вселенская тоска. У Столетина сжалось сердце и забилось в висках: « Сейчас уйдёт и всё, и навсегда». - Спасибочки, - ещё раз поблагодарила Катька. - Гриша, (это она лобастому) пошли домой. - Сначала две сотни дай! - загремел комбайнёр-механизатор, теперь, скорее всего, бывший. - Можно я дам?! - чуть не взвизгнул Столетин и полез за кошельком. - А нам чужих денег не надо! - взревел лобастый телёнок. - Своих хватает! - Да я не чужой, - затараторил Столетин. «Что я делаю? Идиот!», - сверкнуло в его мозгу, но он продолжал: - Вы из Клюевки? Сюда, в город, жить переехали? - Ну. А тебе-то что за дело? - Клюевка. Моя бабка, покойница, соседкой тебе, Катерина, была. Я внук её, студент. Ты меня вспомнила, Катерина? - А-а-а, студент?! - лобастый детина вытащил из карманов свои огромные кулаки и учащённо засопел. Дальше было много шума и возни, но особенное впечатление на прохожих произвёл визг женщины с сумками, визг семнадцатилетней девушки Катьки.