2 - Эх, в самую лужу, - досадуя, нагнулся парень. - Он «выудил» сумочку и начал обтирать её прямо рукавом. - Затем нагнулся за цветами. - Коля. Оставь цветы, - очевидно приходя в себя, прошептала женщина. Их глаза встретись, в его взгляде по-прежнему: молодость, интерес к противоположному полу, озорство, а вот её глаза потухли, но потухли они только на мгновенью, потому что тут же наполнились... болью. - Ну, вот что ты наделал, смотри: всю свою курточку вымазал, - посетовала тихо Любовь Юрьевна. - Да чёрт с ней, с курточкой. Люба, тебе нехорошо? - Со мной всё... нормально. Коля, расскажи подробней про себя, про то, где и как тебя бросила родная мать. - Люба, это грустная история, зря я заикнулся. Может, сменим тему? - Если сказал А, говори Б. - Да всё банально: родная мамаша младенцем оставила меня на остановке. Меня подобрали и сдали в «Дом малютки». Затем я оказался в детском доме, там я прожил шесть лет, пока меня не усыновили, и теперь я не Коля Остановкин, а Коля Соколов, рождённый, между прочим, в день Космонавтики. Коля Соколов - звучит? - Звучит. - Хватит обо мне, а? Люба, раз ты на «собственном автомобиле», поехали в ресторан. - В ресторан? Ресторан... - А что ты думаешь: я мало зарабатываю? Да я могу не только старшего научного сотрудника накормить в самом дорогом ресторане, но и самого директора института. - Так тебя, Коля, подобрали, как ты говоришь, на конечной остановке, в нашем городе? - Так точно, на остановке - «Автотранспортная». - И при тебе была записка? - Да... В ней написаны были дата моего рождения - двенадцатое апреля, имя - Коля. И всё. Да зачем тебе это надо знать, Люба? - Зачем? Ты говоришь, тебе двадцать? Господи! На женщину было жалко и страшно смотреть: её лицо стало настолько бледным и прозрачным, такие лица бывают только у мёртвых. Но она была жива. - Коленька, - промолвила женщина. - Сыночек мой. - Люба-Люба-Люба! Что ты мелешь?! Может «скорую» вызвать?! - парень серьёзно испугался за здоровье женщины. - Не надо «скорой»... Коля, я та самая твоя родная мамаша... - Люба, что ты такое плетёшь? Что за шутки?! - Какие шутки, Коля. Да, это я тебя, двухнедельного, оставила на остановке. Но я тебя тепло укутала, тепло-тепло. И я дождалась, когда шофера пойдут с работы. - Остановись, Люба! - Мне было семнадцать, Коля, когда я приехала сюда из деревни. Сразу в институт не поступила, а тут любовь, я забеременела, но жизни семейной у меня не получилось. Я хотела учиться, Коля! И тут до парня дошло: всё, что говорит женщина - правда. Он схватился за голову, он даже тихонько взвыл. Он кинулся к изгороди, облокотился на неё и уставился на пруд. Любовь Юрьевна осторожно подошла к нему, коснулась его плеча. - Много лет я плачу почти каждую ночь, - всхлипнула она. - Я искала тебя, я искала, я уже тебя нашла, но узнала, что тебя усыновили. - Значит, сначала выучилась, устроилась в жизни и только потом начала искать? - ни злости, ни ненависти не было в голосе парня, он просто констатировал факт. Вдруг Любовь Юрьевна медленно сползла на колени. - Прости меня, сынок, - женщина зарыдала. - Чёрт! Такого не бывает! - парень не знал как себя вести, он совсем растерялся. - Как видишь - бывает. Я родная мать твоя, Коленька! Тут в кармане курточки у парня запиликал телефон, молодой человек встрепенулся, вынул его и приложил к уху: - Да, папа. Что? Нет, да. Папа, я через пятнадцать минут буду дома. Да нет у меня никаких дел. Пока. - Сынок, так ты простил меня? - скуля, спросила женщина, с надеждой глядя снизу вверх на парня, своего биологического сына. - Мда... Болливуд отдыхает. Любовь Юрьевна, вы бы встали с колен, - пряча глаза, сказал молодой человек. - Мы разве на «вы»? - Ну-ка, - парень подал руку и помог женщине подняться. - Тут такое дело, Люба, Любовь Юрьевна, моя мама, настоящая мама, приболела и мне необходимо срочно домой. Раздался характерный шум - к остановке подъехал очередной автобус и вскоре парень оказался в нём, а Любовь Юрьевна продолжала оставаться на месте. Красивая, стройная женщина тридцати восьми лет, заведующая отделом в НИИ имени Ломоносова, кандидат наук, стояла, не шелохнувшись, замерла, словно статуя. Никаких мыслей, никаких желаний. Она не чувствовала никаких запахов, она не слышала никаких звуков. Впрочем, некий звук, который с годами ей всё чаще и чаще мерещится, до неё всё же доносился - это плач младенца...