4 Он свалился с поддона и полетел вниз. Он - это кирпич. Он летел, сверкая на солнце острыми гранями, а сквозные дыры его, пропуская через себя морозные струи воздуха, создавали ему вращательные движения - небольшие, плавные. Так он летел, плавно вращаясь, летел как бог. Правда, он был тяжёл и без крыльев, но он летел. Летел, правда, строго вниз, а что поделать, закон притяжения - он и на стройке закон притяжения. Но вот полёт его ускорился. Внимание! Он стал чаще вращаться! Появился угрожающий свист! Долбаный закон притяжения!!! Кирпич плюхнулся на утоптанный снег в метре от Секаторова. Побледнев, тот задрал голову. Из кабины крана высунулась другая голова - женская, с белой косой. - Секатор! Уйди из-под стрелы, блин! - прокричала голова. Секаторов узнал женскую белобрысую голову, и на его лице появилось подобие улыбки. - П-прораб, ты чё т-технику безопасности нарушаешь? - подлетел к Секаторову заика-бригадир, Иваныч. - Мы же кирпич наверх подаём. - Как зовут её, Иваныч? - не опуская головы, спросил прораб. - Ты чё, п-прораб. Это же Галюха, крановщица наша. Уже неделю как работает. Ты-ты... ты же её сам на работу принимал, забыл? Весёлая же-же... женщина. - Галя, значит. Да уж, весёлая. А жизнь-то налаживается, Иваныч. - Чё? - Я говорю: тебе с похмелья? - Ну. - Пошли ко мне в вагончик - опохмелю.
РАЗГОВОР В КУРИЛКЕ
- Семёныч, угощайся. - Спасибо, Сан Саныч, не-е, - Семёныч замотал головой перед протянутой пачкой импортных сигарет. - Лучше курни моих, - из полосатой рубашки он выудил пачку «Примы» и не то кашлянул, не то крякнул в кулак. - Не могу крепкие, - Сан Саныч ткнул пальцем в левую сторону груди и закурил свои, импортные. А Семёныч закурил свою «Приму». Эти два чудесных старика опасного возраста пребывали в больнице вторую, или третью неделю. Лёжа в одной палате, они сдружились, любили вместе выйти в курилку для больных, где не пахло лекарствами и где лучше беседовалось под табачок. Старики, закурив, уставились в окно, за которым белел край города и чернел уральский лес. - Да-а... А снега нынче не густо, маловато снега, - по-пижонски выпустив кольцами дым, - сказал Сан Саныч. - Маловато, - коротко согласился Семёныч. Тут за окном закружил снег - не частый и мелкий. - Да разве это снег! - воскликнул Сан Саныч с досадой и стукнул кулаком по подоконнику. - Это не снег, - снова согласился Семёныч. И вдруг он встрепенулся. Его спокойные до этого глаза наполнило какое-то непонятное детское озорство. - А я вот помню, в одном годе снега навалило аж по пояс! За один час и по пояс! О! - выпалил он на одном дыхании. Сан Саныч хитро прищурился: - Семёныч, а не в семьдесят шестом ли это было? Семёныч удивлённо приподнял брови и... согласился: - Ага, в семьдесят шестом. - Но добавил: - Первого декабря, - и ещё бросил в довесок: - Примерно в это же время. У Сан Саныча импортная его сигарета выпала изо рта прямо на белоснежный пластиковый подоконник. Он спешно закинул её обратно в рот, а затем он сморщил лоб, да так, что тот стал похож на древнюю стиральную доску, тюкнул по нему кулаком и заговорил скороговоркой: - Да-да-да, помню-помню... Это было в семьдесят шестом году, первого декабря, снег валил от восьми до девяти утра. Да-а, я отлично это помню. Ой, что тогда творилось! У-у-у! - Не укай, - Семёныч почему-то нахмурился. А Сан Саныча, что говорится, понесло. Учащённо дымя, он спешил рассказать то, что творилось на улице первого декабря 1976-го года, тридцатьшеть лет тому назад. - Помню,на работу пошёл, гляжу на небо, мама родная! Туч собралось видимо-невидимо. И ветер поднялся. Шквальный. А работа, Семёныч, дело же святое. Поэтому я ворот плаща поднял, зонт раскрыл и вперёд. А тут ка-ак жахнет, ка-ак рванёт! Я думал, всемирный потоп начался. Веришь-нет, машины плывут, автобусы переворачиваются, а я на работу плыву... кролем. Да-а-а... Глаза Сан Саныча, не мигая, смотрели сквозь время. Семёныч кашлянул нарочито громко, так, чтобы его приятель очнулся. Приятель очнулся: - Вот такой дождище был, Семёныч. - Вообще-то мы про снег говорим, Сан Саныч. - Да?.. А, ну сначала снега навалило по пояс, а потом уж ливень ка-ак!.. Да ты ничего не помнишь что ли? - Это я-то ничего не помню? Я всё помню, - Семёныч глубоко затянулся своей «примкой». - Я как раз за хлебом пошёл. Главное, из магазина-то вышел... в валенках. А тут как сверкнёт, как рванёт. Домой вернулся, хоть выжимай вместе с одёжей, словно кота какого. Во что творилось! - При чём тут кот? Ну да бог с ним. Да-а, а я ещё удивился - декабрь и дождь. -Тогда все удивились... В воздухе повисла пауза. Старики переглянулись. Отрезвев от собственных баек, они вернулись к реальности. - Нет, не густо, маловато нынче, - не своим голосом первым заговорил Сан Саныч. - Чего не густо? Чего маловато? - подковырнул его Семёныч. - Как чего? Снега, конечно! Наконец-то с лиц стариков спала напряжённость. Одновременно они стали смеяться. Сан Саныч смеялся басисто, увесисто. Семёныч стрелял с хрипотцой длинными очередями. Смеясь, они вышли из курилки. Рука Семёныча лежала на плече Сан Саныча, и наоборот. Перед самой палатой они остановились. - А я вот помню, - сквозь смех неожиданно для себя обронил Семёныч, - в одном годе аж до февраля снега вообще не было, - продолжая смеяться, он вдруг обнаружил, что смеётся один, Семёныч замолк. Сан Саныч стоял рядом, и, собираясь с мыслями, фирменно морщил лоб в древнюю стиральную доску. - Помню-помню... - Старички, на процедуры через пять минут! Не забудьте! - вдруг раздался позади них ласковый, но в то же время не терпящий возражений голос медсестры. - Не забудем!!! - хором как-то раздражённо ответили «старички». - После процедур - в курилку, - словно вызывая на дуэль, сказал Сан Саныч. - Лады, - принял вызов Семёныч.