Вторую ли, третью неделю эти два чудесных старика пребывали в больнице. Вы не подумайте, что у них с головой не всё в порядке - не страшные урологические заболевания и только.
СТАРИК И ЛАВКА
На старой, как и он сам лавке, чаще всего осенью, сидел подолгу старик, известный у нас в деревне всем под прозвищем «Чокнутый». Я знал и имя старика, и отчество, и фамилию (как-никак «сосед напротив»), но все звали его «Чокнутым», так звал и я.
Его руки опирались на грубо выструганную палку. Старое, чёрного сукна пальто, давно прохудившееся, в заплатах на спине и рукавах, болталось на нём, точно мешок. На шее был намотан длинный, изъеденный молью шарф. Или, вернее, это была полоска, вырезанная из обыкновенного половика. На голове свисала широкими полями мятая фетровая шляпа.
Он сидел на лавке у низкого забора, за которым стоял его трёхоконный домишко. Серый, покосившийся и прогнивший, он имел очень жалкий вид, и старик выглядел таким же - жалким и дряхлым. Каждое утро мать готовила завтрак на кухне и случалось ворчала: «Ох, опять расселся». Я подходил к окну. Старик только и делал, что шамкал губами да рассматривал небо.
- И что там разглядывать! - продолжала ворчать мать. - Скоро зима, какое уж там небо.
Потом она вставала рядом со мной и сокрушалась:
- А жалко-то как! - И обращалась ко мне: - Ты спроси у него, сынок, может, чё надо?
- Хорошо, - отвечал я и выбегал на улицу.
На улице было холодно и безлюдно. К заборам жались полуголые деревья, похожие на растрёпанные метёлки. Выл ветер. Недалеко за деревней каркали над полем вороны.
Я подбегал к старику и садился рядом. Он недоумённо смотрел на меня и улыбался.
- Простите, - робко заговаривал я, - вам ничего не нужно?
Он продолжал смотреть на меня и, молча, улыбался.
- Простите, - повторял я громче, - может чего...
Он снова долго смотрел на меня и улыбался и только после, наконец, отрицательно мотал головой.
Я ещё немного сидел рядом с ним, потом мне становилось неловко, и я возвращался домой.
Часто я спрашивал у матери, отчего же старик такой, но она всегда уклонялась от ответа.
- Отчего? Это не простая история. Да и не понравится она тебе.
- Расскажи, - загорался я
- Потом, - отмахивалась она. Я обижался, но не выпытывал.
Как-то, примерно в середине октября, вечером, я чем-то занимался у окна. Старик сидел на своей лавке, вдруг небо затянуло тучами, ухнул гром, и пространство пересекла, ослепляя, кривая молния. Прошла ещё минута, и вот по стеклу забарабанили крупные капли дождя.
Я видел сквозь пелену растекающихся по стеклу ручейков бесформенную фигуру старика. Он по-прежнему сидел, не двигаясь с места, и вдруг лёг прямо на лавку. Я не выдержал и выскочил на улицу.
- Дед! - закричал я, схватив его за плечо, и затряс изо всех сил.
Он приподнялся и оттолкнул меня.
- Дед! Дед! - затараторил я, - пойдём к нам домой, у нас тепло, сухо, чай с вареньем.
Старик повернул ко мне лицо. Своё жёлтое, изрезанное морщинами лицо. Таким я его видел впервые.
Оскалив редкие зубы, он с ненавистью смотрел на меня. Изо рта у него текла пена. Космы седых волос запутались и прилипли к вывалившемуся языку.
Дрожащими руками он обнимал лавку и отчаянно мычал... Я понял, что лучше оставить его в покое.