Возле поворота в цирк ледника Маяковского, на “Крестах”, я вышел на свои же утренние следы. Идти сразу стало легче. Автоматически отметил для себя, что ребята, ходившие на пик Маяковского, благополучно спустились вниз. Их следы хорошо были видны на тропе, я потихоньку шел по ним, стараясь попадать ботинками точно в лунки.
Так, неспешно шагая, я добрался до “Черного камня”. Здесь, у конца ледника стоит огромный одинокий камень из черного базальта, на котором прибито несколько табличек с надписями в честь погибших на окрестных вершинах альпинистов. Безопасных гор не бывает, и случается, к сожалению, что и в Туюк-Су на восхождениях гибнут люди. А “Черный камень” стоит грозным предупреждением беспечности и легкомыслия. Сюда по горным осыпным склонам проложена дорога, и кто бы куда не шел, обязательно проходит мимо камня, и, задерживаясь на минуту, думает о тех, кто навсегда нашел покой на этих вершинах... Отсюда остается час ходьбы вниз до нашего домика на Туюк-Су.
Домик был переполнен народом так, что некоторые улеглись спать на улице. Почти всех уже сморил сон, и когда я подошел меня встретил лишь спокойный как индеец Барбашинов. Помог снять рюкзак, усадил на траву перед входом, и вынес кружку чая с двумя маленькими кусочками торта. Я сидел и ругался, утирая кровь, которая, не переставая текла с разбитой переносицы, а Андрей глядел на меня, и задумчиво кивал головой, изредка что-нибудь спрашивая, весь в каких-то своих мыслях. Над нашими головами в темном теплом небе мягко качались звезды, нагретый воздух струился меж верхушек елей ввысь, и из-за бастионов пика Абая выплывал добродушный лик Луны. И все было тихо и прекрасно. Лишь мы с Андреем сидели и думали не об этой идиллии, а о том безмолвном ледяном мире, откуда мы сегодня пришли, где никогда не тает на скалах такой белый и чистый, - словно наши надежды, - снег.
1993 год