Поставив перед собой «адмиралтейское», Черч прищурил выцветшие, бывшие когда-то серыми, глаза и подмигнул Кострецову:
— Мы люди бедные, дуем в трубы медные.
Сергей, любивший присловья и поговорки, ответил ему в тон:
— Да, не пьют на небеси, а тут только подноси. Слыхал про Ахлопова?
Черч важно потянул пиво, отер пену с щербатого рта. Произнес, чтобы не слышали за другими столиками:
— Классная работа. Очень возможно, что наши, центровые.
— Надо поконкретнее, — пожелал капитан вполголоса.
Кеша понимающе кивнул, жадно опорожняя кружку. Общаться с ним на виду у всех Кострецову было удобно. Все знали, что они знакомы с детства. Неважно, что один — опер, а другой — приблатненный босяк.
«Братство» Чистых прудов складывалось десятилетиями. Когда-то на Чистяках сходились драться «стенка на стенку» с соседями через Садовое кольцо — ребятами с улицы Карла Маркса (теперь Старой Басманной) и переулков вокруг Сада имени Баумана. Выходили чистяковские и на Сретенский бульвар — схлестнуться со «сборной» Сретенки. Бились тогда беспощадно, однако время было, можно сказать, романтическое: теперь «забойные» юнцы сразу подавались в профессионалы, которые делили московские территории не только по праву старожильства. И все же слово местного «крутого» еще что-то значило. Поэтому Черч сейчас и вмешался, осаживая залетевших в его пенаты «пиковых».
— Ну, Кеша, бывай, — сказал Кострецов.
— Кость, — с энтузиазмом заявил в ответ Черч, — с тебя еще пара пива и креветки, на перспекгиву.
Прекрасно зная, что на агентуру оперативнику средств теперь не выделяют и что зарплата у Кострецова эквивалентна всего лишь двумстам с небольшим долларам, Черч все равно вымогал. Капитан поставил ему требуемое.
Кеша был в информационной сети опера одним из дельных, таким же являлся Валя Пустяков. За способность мгновенно воспламеняться и лезть на рожон из-за чепухи Валя и прозывался Пустяком. Он отсидел за хулиганство, но в зоне усвоил понятия «правильных по жизни». Выйдя на свободу, попробовал начать блатную жизнь. Учитывая его вздорность, уголовники привлекали Пустяка лишь для стояния «на стреме» при ограблениях. Вскоре и попался в очередной раз.
А попавшись, недолго думая, пошел на вербовку Кострецовым. Снова в зону ему не хотелось. Ненамного старше капитана, Валя любил женшин, которые за решеткой содержатся, как известно, отдельно. За последние годы он спился и без стакана обходиться не мог. Не имея, как и Черч, своего угла, Пустяк проживал у подруг-алкоголичек.
Выйдя из пивной, Кострецов направился озадачить ограблением банка и Пустяка. Тот в последнее время прилепился к Нинке — рабочей пиццерии «Джонни Толстяк» на Мясницкой. Сергей нашел Валю на заднем дворе пиццерии, покуривающим на тарном ящике.
— Привет рабочему классу! — весело сказал Кострецов, присаживаясь на ящик рядом с Пустяком и поглядывая по сторонам: в предстоящей беседе свидетели были ему не нужны.
Валя растянул улыбочкой свое длинное лицо в очках с замотанными изоляцией дужками.
— А что ж! Помогаю Нинке по мере сил.
— Да, хорошая женщина возвысит, а нехорошая погубит.
Краснобай Пустяк осклабился.
— Но говорят, что хорошие давно разобраны, — сказал он, намекая, что Сергей живет один.
— Конечно, — легко согласился Кострецов, — и мы знаем, кем…. Банк Ахлопова взяли. Что слышно?
— Пока глушняк, — посерьезнев, ответил Валя.
— Надо шустрить.
Пустяк поправил очки, стрельнув под ними острыми глазами.
— Уже думаю, Кость.
— Надо, Валя, чтоб как у свадебной лошади: голова в цветах, а задница в мыле. — Капитан широко улыбнулся.
Пустяк оглушительно захохотал, дыша густым перегаром.
— Ну ты, Кость, скажешь так скажешь!
День кончался, и Кострецов отправился домой. Жил он в старинном доме в Архангельском переулке, когда-то называвшемся Телеграфным. В нем и вырос. Отца своего не помнил — тот, автогонщик, погиб на соревнованиях еще в младенчестве Сергея. А мать была мастером спорта международного класса по лыжам. Она и Сергея с раннего детства отдала в лыжную секцию. Там он напряженно занимался и приобрел немалую выносливость, что здорово помогало ему в драках. В армии Кострецов попал в горную разведку не случайно: ее бойцам требовалось отлично «владеть лыжами».