- Нет, - ответил Гаврилов. - Сосед. Но он всем нам как родной был…
- Да… - протянул Иван Васильевич. - А я ведь тоже на Кировском. Вот как демобилизовался полгода назад, так снова на Кировском. Токарь я, балтика, универсал. А сюда меня исполком вселил. Мой-то дом на дровишки пустили, вместе с мебелью. Тоже людям пользу принес. Не жалко. А про Новикова надо в отделе кадров узнать.,
- Что ж узнавать-то? - махнул рукой Гаврилов. - Ясно, что погиб. Пропал. Сколько тогда пропало!
- Надо узнать, - убежденно сказал Иван Васильевич. - Надо всех разыскать. Чтоб по каждому память жила. Это я сделаю! Это мне не в тягость!
Гаврилов аж вздрогнул и, пристально вглядываясь, посмотрел на Ивана Васильевича: вот точно такие слова, с такой же интонацией частенько говаривал и Василий Иванович - «это мне не в тягость».
- Ну ладно, - Иван Васильевич встал со стула, - что мы о мертвых все. Надо я о живых подумать. Как, балтика, сто граммов флотских с путиловцем примешь? У меня сегодня день счастливый. От брата письмо получил, а думал, уж и не встречусь. В сорок третьем сгинул. А сейчас вот объявился. Уж год как война кончилась, а он только объявился. В плену был. Праздник для меня, а выпить не с кем- Примешь? А то один не могу…
Гаврилов кивнул.
- Тогда бери стул, к столу поближе кантуйся…
Он полез в буфет, вынул хлеб, тарелку с картошкой, сваренной в мундире, ополовиненную бутылку водки.
Гаврилов поднялся с дивана и, подойдя к Ивану Васильевичу, сказал:
- Вы не беспокойтесь, пожалуйста… Мне… Я сейчас не могу. Вы извините. Мне надо зайти к одному человеку…
- Ну так и зайдешь, - весело сказал Иван Васильевич. - Зайдешь, балтика. Посидим с тобой, потолкуем, потом и зайдешь. Ведь не на пожар? А то «здрасьте, я пошел». Так у нас не делается.
Он внимательно посмотрел на Гаврилова.
- Да ты чего, нездоров? Дрожишь прямо, ты чего это, балтика?
- Егупин дома? - хрипло спросил Гаврилов, не в силах больше совладать с собой.
- А-а!.. Так ты тоже этого типа знаешь, - Иван Васильевич как-то странно посмотрел на него, переменился в лице.
- Я же жил здесь! - выкрикнул Гаврилов. - Жил. Там, в маленькой комнате. У кухни!
- Ах, вот что!.. - Иван Васильевич хлопнул себя по лбу. - Вот ведь что!.. Ты же жил тут, балтика. С Егупиным жил - и жив остался. А я, старый дурак, не понял сразу-то!
Он смотрел на Гаврилова с участием, понимающе кивая головой. Бутылку водки он так и не поставил на стол, а держал в руке.
- Вот ведь как, балтика! Не гость ты тут, а хозяин! С Егупиным повидаться пришел. А Егупина-то и нет. Ну садись, садись. Что стоишь-то, нет Егупина! Со мной поговори, товарищ матрос. Егупин поздно приходит. У кабаков папиросками торгует.
Гаврилову почудилась какая-то многозначительность, какой-то скрытый смысл в том, что говорил Иван Васильевич о Егупине.
Иван Васильевич поставил наконец бутылку на стол, быстро достал стопки, вилки, кусок сала, завернутый в газету. Наливая в стопки, спросил:
- Тебя звать-то как, балтика?
- Гаврилов, Петр…
- Ну давай, Петруша, за знакомство! За союз пехоты с балтийцами!
Прилов машинально выпил и не почувствовал вкуса водки. У него опять екнуло сердце оттого, что его назвали Петрушей, как называл Василий Иванович.
- А Егупин этот - большая сволочь, - сказал Иван Васильевич. - Гнида на теле человеческом… Его еще прошлой зимой арестовали.
- Арестовали?.. - Гаврилов растерянно посмотрел на Ивана Васильевича.
- Арестовали. Год всего и отсидел, гадина. За слезы людские - год! Да ты никак его пожалеть хочешь? - спросил Иван Васильевич с тревогой.
- Пожалеть?! - Гаврилов задохнулся от душившей его ненависти. - Эту гниду пожалеть?! Из-за него люди погибли… Да я его… - И осекся.
- И я бы своими руками его задавил, - сказал, успокаиваясь, Иван Васильевич, - хоть у тебя и больше, наверно, оснований для этого. С такими уродами на одной земле противно жить. Мне следователь порассказал, что он тут в блокаду вытворял. У Егупина одного золота килограммов пять при обыске взяли… Я тут насмотрелся, когда у него обыск был. Сервизы, отрезы. Вещей всяких тьма, уже и гнить начали. Ну и конфисковали все. Часть хозяевам отдали - кто жив остался. Ну давай, Петруша, еще по одной. Ты надолго ли?
- Увольнительную на сутки дали. А там не знаю… Может, в ремонт поставят.
Они выпили молча, закусили.
- А в моей комнате живет кто? - спросил Гаврилов.
- Женщина одна, Петрова. С сыном. Она работает на фабрике Урицкого. Что, будешь комнату требовать?
«Женщина с сыном, - подумал Гаврилов. - Как и мы с матерью».