— Понятно, — сказал Корнилов, не желая в присутствии Осокина задавать вопросы и ожидая, о чем еще доложит ему эксперт.
— Бурые пятна в багажнике, как я и думал, ничего общего с кровью не имеют. Кажется, все…
— Передайте мою просьбу: пусть пришлют сюда наши «Жигули». Только обычные, не фирменные. — Он положил трубку и снова сел в кресло напротив Осокина.
— Мы уже так долго беседуем, — иронично сказал Осокин, — что вы, наверное, проголодались?
— Не беспокойтесь, Борис Дмитриевич. Аппетита нет.
— Тогда чай?
— Скажите, Борис Дмитриевич, — не ответив на вопрос о чае, спросил Корнилов, — у вас на даче есть огород?
— Ну и вопросы вы задаете! — удивился Осокин. — Самые неожиданные. Да. Есть небольшой огородик. Клубника, петрушка, морковь… Всякая ерунда. Сажаем больше для того, чтобы в земле покопаться, душу отвести.
— Вас жена в тот раз ничего не просила с дачи привезти?
— Не просила, — ответил Осокин и тут же вспомнил, что дочь говорила ему про варенье. — А может, и просила, да я забыл. Во всяком случае, ничего не привез. — Он с сожалением подумал о том, что заранее не условился с женой об этой мелочи. Но это не страшно. Даже если и просила, разве есть люди, никогда ничего не забывающие?
— А вы позвоните жене, — предложил Игорь Васильевич. — Уточните, давала она вам поручение или нет?
— Позвонить? Сейчас?
— Ну да! Разве сложно?
— Да нет… — Осокин медленно поднялся с кресла, подошел к телефону, лихорадочно соображая, чем может грозить этот звонок. «А если набрать другой номер, спросить Осокину, там ответят — не туда попали, а я скажу Корнилову, что жены на работе нет? А потом мы договоримся с ней. А если он не поверит? И позвонит сам?»
Он думал об этом, автоматически набирая номер, готовый в последний момент сделать ошибку на седьмой цифре. Но набрал точно.
— Антонину Романовну, — сухо попросил Осокин, услышав в трубке бархатный голос младшего редактора Волковой.
— Осокина! К телефону! Твой благоверный, — крикнула Волкова и уже тише добавила: — Даже не поздоровался. Сердитый.
— Боря, ты? Что-нибудь случилось? — спросила жена. Голос у нее был тревожный.
— Ничего особенного, — стараясь говорить спокойно и непринужденно, ответил Осокин. — У нас дома товарищ из уголовного розыска. — Он посмотрел на Корнилова и попытался даже улыбнуться, но улыбка вышла у него жалкая. — Задает мне много странных вопросов… Осокин услышал, как жена охнула. — Спрашивает, что ты просила привезти меня с дачи?
— У меня об этом только что спрашивал молодой человек… оттуда же… В чем дело? Может быть, дачу обворовали? — Эту фразу жена сказала явно для тех, кто сидел с нею в комнате.
— Нет, не обворовали, — ответил Осокин, и им вдруг овладела такая вялость, что нестерпимо захотелось лечь на диван и лежать с закрытыми глазами.
— Так что ты просила меня привезти с дачи? — совсем тихо повторил он свой вопрос.
— Я передала тебе через Алену про банку варенья… — Она не успела договорить. Осокин бросил трубку.
— Я устал, — сказал он полковнику. — Может быть мы сделаем передышку? Нельзя же допрашивать целый день!
Корнилов посмотрел на часы, согласно кивнул.
— Да. Заговорились. Уже больше двух часов. Может, и лучше сейчас прерваться. У меня была одна задумка… — Он встал, подошел к окну. Выглянул на улицу. Рядом с черной «Волгой» уже стояли обычные, ничем не напоминавшие милицейскую машину, бежевые «Жигули».
— Я хотел попросить вас проехать вместе с нами по маршруту, которым вы ехали третьего августа. Чтобы можно было по ходу дела кое-что уточнить. Побывать у вас на даче, поговорить с соседями, заехать на ту заправочную станцию, где вы заправлялись. Да мало ли мелочей можно уточнить в дороге? Ведь подозрение на вас лежит серьезное. Я даже подумал, что вы сами сядете за руль, и потому попросил подъехать наши «Жигули». Но раз вы устали, давайте все отложим.
— Пожалуйста, отложим, — сказал Осокин. — Все это для меня так непривычно, я очень устал…
— Завтра рано утром вас устроит? — спросил Корнилов. — Часиков в шесть? Пока мало транспорта?
— В шесть так в шесть.
Корнилов протянул Осокину руку, чуть задержал его вялую руку в своей:
— Борис Дмитриевич! У вас есть время подумать. С вами произошло несчастье. Пока вы сделали все от вас зависящее, чтобы лишить себя смягчающих вину обстоятельств, чтобы несчастье стало серьезным уголовным преступлением. Не надо трусить, не надо увязать все глубже и глубже.
Осокин, не проронив ни слова, осторожно высвободил руку.